Фома неверный (Зощенко М.М.)
Рассказ "Фома неверный" писатель Зощенко Михаил Михайлович (1895 - 1958) написал в 1925 году.
Фома Крюков три года не получал от сына писем, а тут, извольте — получайте, Фома Петрович, из города Москвы, от родного сына пять целковых. «Ишь ты, — думал Фома, рассматривая полученную повестку. — Другой бы сын, небось, три рубля отвалил бы и хватит. А тут, извольте — пять целковых. При таком обороте рублишко и пропить можно». Фома Крюков попарился в бане, надел чистую рубаху, выпил полбутылки самогона и поехал на почту. «Скажи на милость, — думал Фома дорогой, — пять целковых! И чего только не делается на свете! Батюшки светы! Царей нету, ничего такого нету, мужик в силе… Сын-то, может, державой правит… По пять рублей денег отцу отваливает… Или врут люди насчет мужиков-то? Ой, врут! Сын-то, может, в номерных, в гостинице служит!» Фома приехал на почту, подошел к прилавку и положил извещение. — Деньги, — сказал Фома, — деньги мне от сына дополучить. Кассир порылся в бумагах и положил на прилавок полчервонца. — Так! — сказал Фома. — А письма мне сын не пишет? Кассир ничего не ответил и отошел от прилавка. «Не пишет, — подумал Фома. — Может, после напишет. Можем ждать, если, скажем, есть деньги». Фома взял деньги, посмотрел на них с удивлением и вдруг стукнул ладонью по прилавку. — Эй, дядя! — закричал Фома. — Каки деньги суешь-то, гляди?! — Какие деньги? — сказал кассир. — Новые деньги… — Новые? — переспросил Фома. — Может, они, это самое, липовые, а? Думаешь, выпившему человеку все сунуть можно? Знаки-то где? Фома посмотрел на свет, повертел в руке, потом опять посмотрел. — Ну? — с удивлением сказал Фома. — Это кто там такой есть? Изображен-то… Не мужик ли? Мужик. Ей-богу, мужик. Ну? Не врут, значит, люди. Мужик изображен на деньгах-то. Неужели же не врут? Неужели же мужик в та кой силе? Фома снова подошел к прилавку. — Дядя, — сказал Фома, — изображен-то кто? Извини за слова… — Уходи, уходи! — сказал кассир. — Получил деньги и уходи к лешему… Где изображен-то? — Да на деньгах! Кассир посмотрел на мужика и сказал, усмехаясь: — Мужик изображен. Ты, ваше величество, заместо царя изображен. Понял? — Ну? — сказал Фома. — Мужик? А как же это я, дядя, ничего не знаю и ничего не ведаю? И землю пахаю. И все у нас пахают и не ведают. Кассир засмеялся. — Ей-богу, — сказал Фома. — Действительно, подтверждают люди: деятели, говорят, теперь крестьянские. И крестьянство в почете. А как на деле, верно ли это или врут люди — неизвестно… Но если на деньгах портрет… Неужели же не врут? — Ну уходи, уходи, — снова сказал кассир. — Не путайся тут. — Сейчас, — сказал Фома. — Деньги только дай спрятать, с портретом, ха… А я, дядя, имей в виду, царей этих самых и раньше не любил… Ей-богу… Фома с огорчением посмотрел на сердитого кассира и вышел. «Скажи пожалуйста, — думал Фома, — портрет выводят… Неужели же мужику царский почет?» Фома погнал лошадь, но у леса вдруг повернул назад и поехал в город. Остановился Фома у вокзала, привязал лошадь к забору и вошел в помещение. Было почти пусто. У дверей, положив под голову мешок, спал какой-то человек в мягкой шляпе. Фома купил на две копейки семечек и присел на окно, но, посидев минуту, подошел к спящему и вдруг крикнул: — Эй, шляпа, слазь со скамьи! Мне сесть надо… — Человек в шляпе раскрыл глаза, оторопело посмотрел на Фому и сел. И, зевая и сплевывая, стал свертывать папироску. Фома присел рядом, отодвинул мешок и стал со вкусом жевать семечки, сплевывая шелуху на пол. «Не врут, — думал Фома. — Почет, все-таки, заметный. Слушают. Раньше, может, в рожу бы влепили, а тут слушают, пугаются. Ишь ты, как все случилось, незаметно приключилось… Скажи на милость… Не врут». Фома встал со скамьи и с удовольствием прошелся по залу. Потом подошел к кассе и заглянул в окошечко. — Куда? — спросил кассир. — Чего куда? — Куда билет-то, дура-голова? — А никуда, — равнодушно сказал Фома, разглядывая помещение кассы. — Могу я посмотреть внутре кассу, ай нет? — А никуда, — сказал кассир, — так нечего и рыло зря пялить. — Рыло? — обиженно спросил Фома. — Кому говоришь-то? — Ишь, пьяная морда! — сердито сказал кассир. — Тоже в окно глядит… Черт серый… Фома нагнулся к окошечку и вдруг плюнул в кассира и быстро пошел к выходу. Фому схватили, когда он отвязывал лошадь. Он вырывался, кричал, пытался даже укусить сторожа за щеку, но его неумолимо волокли к дежурному агенту. Там, слегка успокоившись, Фома пытался что-то объяснить, размахивал руками, вынимал из шапки деньги и предлагал агенту взглянуть на них. Но агент, ежесекундно макая перо в пузырек, писал протокол об оскорблении действием кассира при исполнении служебных обязанностей. И еще о том, что Фома, находясь явно в нетрезвом виде, ел в закрытом помещении семечки и плевал на пол. Фома поставил под протоколом крестик и, вздыхая и дергая головой, вышел из помещения. Отвязал лошадь, сел в телегу, достал из шапки деньги и посмотрел на них. Потом махнул рукой и сказал: — Врут, черти… И погнал лошадь к дому.