Логотип Dslov.ru   Телеграмм   Вконтакте

Писатели, которых мы называем вечными или просто хорошими и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и Вас зовут туда же, и Вы чувствуете не умом, а всем своим существом, что у них есть какая-то цель, как у тени отца Гамлета, которая недаром приходила и тревожила воображение.

Слова из Письма Суворину А. С., 25 ноября 1892 г. Мелихово русского писателя Чехова Антона Павловича (1860 – 1904). Писатель Антон Чехов пишет издателю Суворину Алексею Сергеевичу (1834 – 1912) о литературе:

Вас нетрудно понять, и Вы напрасно браните себя за то, что неясно выражаетесь. Вы горький пьяница, а я угостил Вас сладким лимонадом, и Вы, отдавая должное лимонаду, справедливо замечаете, что в нем нет спирта. В наших произведениях нет именно алкоголя, который бы пьянил и порабощал, и это Вы хорошо даете понять. Отчего нет? Оставляя в стороне «Палату № 6»[ 1 ] и меня самого, будем говорить вообще, ибо это интересней. Будем говорить об общих причинах, коли Вам не скучно, и давайте захватим целую эпоху. Скажите по совести, кто из моих сверстников, т. е. людей в возрасте 30—45 лет дал миру хотя одну каплю алкоголя? Разве Короленко, Надсон и все нынешние драматурги не лимонад? Разве картины Репина или Шишкина кружили Вам голову? Мило, талантливо[ 2 ], Вы восхищаетесь и в то же время никак не можете забыть, что Вам хочется курить. Наука и техника переживают теперь великое время, для нашего же брата это время рыхлое, кислое, скучное, сами мы кислы и скучны, умеем рождать только гуттаперчевых мальчиков[ 3 ], и не видит этого только Стасов, которому природа дала редкую способность пьянеть даже от помоев. Причины тут не в глупости нашей, не в бездарности и не в наглости, как думает Буренин, а в болезни, которая для художника хуже сифилиса и полового истощения. У нас нет «чего-то», это справедливо, и это значит, что поднимите подол нашей музе, и Вы увидите там плоское место. Вспомните, что писатели, которых мы называем вечными или просто хорошими и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и Вас зовут туда же, и Вы чувствуете не умом, а всем своим существом, что у них есть какая-то цель, как у тени отца Гамлета[ 4 ], которая недаром приходила и тревожила воображение. У одних, смотря по калибру, цели ближайшие — крепостное право, освобождение родины, политика, красота или просто водка, как у Дениса Давыдова, у других цели отдаленные — бог, загробная жизнь, счастье человечества и т. п. Лучшие из них реальны и пишут жизнь такою, какая она есть, но оттого, что каждая строчка пропитана, как соком, сознанием цели, Вы, кроме жизни, какая есть, чувствуете еще ту жизнь, какая должна быть, и это пленяет Вас. А мы? Мы! Мы пишем жизнь такою, какая она есть, а дальше — ни тпрру ни ну... Дальше хоть плетями нас стегайте. У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе хоть шаром покати. Политики у нас нет, в революцию мы не верим, бога нет, привидений не боимся, а я лично даже смерти и слепоты не боюсь. Кто ничего не хочет, ни на что не надеется и ничего не боится, тот не может быть художником. Болезнь это или нет — дело не в названии, но сознаться надо, что положение наше хуже губернаторского. Не знаю, что будет с нами через 10—20 лет, тогда, быть может, изменятся обстоятельства, но пока было бы опрометчиво ожидать от нас чего-нибудь действительно путного, независимо от того, талантливы мы или нет. Пишем мы машинально, только подчиняясь тому давно заведенному порядку, по которому одни служат, другие торгуют, третьи пишут... Вы и Григорович находите, что я умен. Да, я умен по крайней мере настолько, чтобы не скрывать от себя своей болезни и не лгать себе и не прикрывать своей пустоты чужими лоскутьями вроде идей 60-х годов и т. п.[ 5 ] Я не брошусь, как Гаршин, в пролет лестницы, но и не стану обольщать себя надеждами на лучшее будущее. Не я виноват в своей болезни, и не мне лечить себя, ибо болезнь сия, надо полагать, имеет свои скрытые от нас хорошие цели и послана недаром... Недаром, недаром она с гусаром![ 6 ]

Ну-с, теперь об уме. Григорович думает, что ум может пересилить талант. Байрон был умен, как сто чертей, однако же талант его уцелел. Если мне скажут, что Икс понес чепуху оттого, что ум у него пересилил талант, или наоборот, то я скажу: это значит, что у Икса не было ни ума, ни таланта.


Примечания

1) Оставляя в стороне «Палату № 6»... — Повесть "Палата № 6" была напечатана в ноябрьском номере «Русской мысли» за 1892 год. Суворин послал в письме свой «разбор» «Палаты № 6».

2) Мило, талантливо... — Эти слова вложены Чеховым в уста Тригорина в «Чайке» (действие первое): «А публика читает: "Да, мило, талантливо... Мило, но далеко до Толстого"».

3) ...умеем рождать только гуттаперчевых мальчиков... — Намек на рассказ Д. В. Григоровича «Гуттаперчевый мальчик».

4) Тень отца Гамлета — из трагедии "Гамлет, принц датский" (1601 г.) английского драматурга Уильяма Шекспира (1868 – 1936). Слова об умершем короле Дании, отце Гамлета (главного героя произведения), который явился в виде призрака и рассказал Гамлету правду о своей гибели.

5) ...и не прикрывать своей пустоты чужими лоскутьями, вроде идей 60-х годов и т. п. — Намек, в частности, на А. Н. Плещеева.

6) Недаром она, недаром с отставным гусаром. — эпиграмма, обращенная к Толстой (1831 г.), поэта Лермонтова Михаила Юрьевича (1814 – 1841).


Несколько позже, Антон Чехов еще раз возвращается к этой мысли, в Письме Суворину А. С., 3 декабря 1892 г. Мелихово:

То, что у позднейшего поколения писателей и художников нет целей в творчестве, — явление вполне законное, последовательное и любопытное, и если Сазонова ни с того ни с сего испугалась жупела[ 7 ], то это не значит, что я в своем письме лукавил и кривил душой. Вы сами прочли неискренность уж после того, как она написала Вам, иначе бы Вы не послали ей моего письма. В своих письмах к Вам я часто бываю несправедлив и наивен, но никогда не пишу того, что мне не по душе.

Если Вам хочется неискренности, то в письме Сазоновой ее миллион пудов. «Величайшее чудо это сам человек, и мы никогда не устанем изучать его»... или «Цель жизни — это сама жизнь»... или «Я верю в жизнь, в ее светлые минуты, ради которых не только можно, но и должно жить, верю в человека, в хорошие стороны его души» и т. д. Неужели всё это искренно и значит что-нибудь? Это не воззрение, а момпасье. Она подчеркивает «можно» и «должно», потому что боится говорить о том, что есть и с чем нужно считаться. Пусть она сначала скажет, что есть, а потом уж я послушаю, что можно и что должно. Она верит «в жизнь», а это значит, что она ни во что не верит, если она умна, или же попросту верит в мужицкого бога и крестится в потемках, если она баба.

Под влиянием ее письма Вы пишете мне о «жизни для жизни». Покорно Вас благодарю. Ведь ее жизнерадостное письмо в 1 000 раз больше похоже на могилу, чем мое. Я пишу, что нет целей, и Вы понимаете, что эти цели я считаю необходимыми и охотно бы пошел искать их, а Сазонова пишет, что не следует манить человека всякими благами, которых он никогда не получит... «цени то, что есть», и, по ее мнению, вся наша беда в том, что мы все ищем каких-то высших и отдаленных целей. Если это не бабья логика, то ведь это философия отчаяния. Кто искренно думает, что высшие и отдаленные цели человеку нужны так же мало, как корове, что в этих целях «вся наша беда», тому остается кушать, пить, спать или, когда это надоест, разбежаться и хватить лбом об угол сундука.

Я не браню Сазонову, а только хочу сказать, что она далеко не жизнерадостная особа. По-видимому, она хороший человек, но все-таки напрасно Вы показали ей мое письмо. Она для меня чужая, и мне теперь неловко.


Примечания

7) ...если Сазонова ни с того ни с сего испугалась жупела... — Суворин переслал письмо к нему Чехова от 25 ноября своей приятельнице, журналистке С. И. Смирновой-Сазоновой, которая в это время сотрудничала в «Новом времени». От себя он писал: «...чтоб Вы не сомневались в том, что Чехов сходит с ума, препровождаю Вам для прочтения его письмо в ответ на мой разбор его "Палаты № 6", выраженный мною в письме к нему» (ИРЛИ).

Получив письмо Суворина и Чехова, Смирнова в тот же день (28 ноября) записала в своем дневнике: «Суворин прислал мне чеховское письмо, чтоб я "не сомневалась, что он сходит с ума". Но я после этого письма думаю, что он себе на уме. Суворину не понравилась "Палата № 6", он ему и грянул резкое письмо. Тот, видимо уязвленный, отвечает, что по нынешним временам лучше нельзя писать. Вы, говорит, горький пьяница, вам спирту нужно, а я вам лимонаду предлагаю» (ИРЛИ), 29 ноября Смирнова записала: «Всё утро писала Суворину, целую книгу ему послала». Эта «книга» сохранилась в архиве Суворина. Суворин посылал ее на прочтение Чехову. Смирнова-Сазонова писала: «Если хотите знать, какое впечатление произвело на меня письмо Чехова, я Вам скажу — неприятное. Во-первых, оно не искренно. Как! писатель, художник, большой талант, по его же словам, заканчивает новую повесть, и говорит: "Ничего не хочу, ни на что не надеюсь..." Да прежде всего он хочет, чтобы вот такие же несчастные, как я, не спали ночь от его произведений, чтобы яркостью красок, глубиною мысли осветить темные углы нашей жизни. Островский нашел такие углы на Таганке, Достоевский на каторге, Чехов пошел дальше, он спустился еще несколько ступеней, до палаты умалишенных, до самого страшного предела, куда мы неохотно заглядываем. Жутко, неприятно, что говорить, но смелым бог владеет. И я именно, помимо таланта, считаю огромной заслугой с его стороны, что он не побоялся этой тьмы. Подумайте, ведь и там живут люди, и разве не позор для нас, что они живут, как звери. И почему это мы должны восхищаться дантовским адом, ад же 6-й палаты не художествен, не эстетичен! Если уж вся наша изящная литература основана на художественном описании страданий, так страдания гаснущего ума должны занимать первое место. Я удивляюсь, как Вы, такой нервный, чуткий человек, не оценили чеховского рассказа. В нем каждая строка бьет по нервам, и не описанием кровавых сцен, как у Зола в его "Bete Humaine", а той внутренней борьбой человеческого духа, когда он то поднимается на страшную высоту, то падает в пропасть. Зато письмо его мне так же непонятно, как Вам его рассказ. Можно не верить в чудеса, в Иверскую божию матерь, даже в революцию, но все-таки верить, что величайшее чудо это сам человек и что мы никогда не устанем изучать его. Вся наша беда в том, что мы все ищем каких-то высших и отдаленных целей. Цель жизни — это сама жизнь (...) Я не думаю, как Чехов, что мы переживаем какую-то болезнь, что у нас за душой ничего нет. Я верю в жизнь, в ее светлые минуты, ради которых не только можно, но и должно жить, верю в человека, в хорошие стороны его души, в его бесконечное совершенствование, верю, что в каждом из нас есть искра божия и что назначение писателя не гасить, а разжигать ее» (письмо без даты. — ЦГАЛИ).


😎 Дополнительно

Произведения Чехова А. П.

Чехов Антон Павлович (1860 – 1904)