III. 18 июня 1815 года (Книга первая. ВАТЕРЛОО. Часть вторая. КОЗЕТТА.) "Отверженные" (Гюго)

III. 18 июня 1815 года (Книга первая. ВАТЕРЛОО. Часть вторая. КОЗЕТТА.), роман "Отверженные" (1862 г.) французского писателя Виктора Гюго (1802 – 1885), в переводе Виноградова А. К. (1888 – 1946).

III. 18 июня 1815 года

Вернемся назад, — это одно из прав рассказчика, — вернемся к 1815 году и даже немного ранее того времени, когда началось дело, рассказанное в первой части этой книги.

Если бы не шел дождь в ночь с 17 на 18 июня 1815 года, будущность Европы была бы иная. Несколько лишних капель дождя завершили эпоху побед Наполеона. Для того чтобы Ватерлоо стало концом Аустерлица, Провидению понадобилось немного дождя, и какой-нибудь тучи, проплывшей по небу в неблагоприятном направлении, было достаточно, чтобы перевернуть вверх ногами целый мир.

Битва при Ватерлоо могла начаться не раньше половины двенадцатого, и это дало время Блюхеру подоспеть на помощь. Почему она не началась раньше? Потому что почва была влажная. Пришлось подождать, пока она несколько подсохнет, чтобы артиллерия могла маневрировать.

Наполеон был артиллерийский офицер, и это отражалось во всем. Этот удивительный полководец весь в словах своего доклада директории об Абукире^{[ 1 ]}: "Такое-то наше ядро убило шестерых человек". Все его планы сражений приспособлены для ядер. Сосредоточить артиллерию на такой-то данный пункт — для него это был ключ победы. Он смотрел на стратегию неприятельского генерала как на цитадель и пробивал в ней брешь. Он осыпал слабое место залпами, он завязывал и заканчивал сражения пушкой. Гений его отчасти был в стрельбе. Проломить каре^{[ 2 ]}, стереть в прах полки, смять ряды, сокрушить и рассеять массы — для него все заключалось в этом — разить, разить беспрерывно, и он вверял это дело пушечному ядру. Вот — грозный метод, который в соединении с гением делал непобедимым в течение пятнадцати лет этого мрачного атлета войны.

18 июня 1815 года он тем более рассчитывал на артиллерию, потому что превосходство в численности ее было на его стороне. У Веллингтона было всего сто пятьдесят девять пушек; у Наполеона — двести сорок.

Предположите, что земля была бы суха, артиллерия могла бы двигаться: дело началось бы в шесть часов утра. Тогда сражение было бы окончено и выиграно в два часа, т. е. за три часа до появления пруссаков.

Насколько виновен был Наполеон в том, что проиграл сражение? Разве можно приписывать кораблекрушение кормчему? Быть может, заметный физический упадок Наполеона осложнялся в эту эпоху некоторым упадком нравственных сил? Быть может, двадцать лет войны затупили клинок и сломали ножны, истощили и тело и душу? Быть может, ветеран давал себя невыгодно чувствовать в полководце? Словом, уж не померк ли тогда этот гений, как думали многие авторитетные историки? Не предавался ли он неистовству, чтобы скрыть от самого себя свое бессилие? Не пошатнулся ли он под напором бури приключений? Не потерял ли он сознание опасности, что весьма важно для генерала? У великих материалистов, которых можно назвать исполинами действия, наступает пора близорукости гения; старость не имеет власти над гениями идеала; для Данте и Микеланджело стариться — значит возвышаться, но для Ганнибалов и Наполеонов стариться — не значит ли падать? Не утратил ли Наполеон безошибочное чутье победы? Не потерял ли он способность предугадывать ловушку, различать скользкий край пропасти? Он, который когда-то знал все пути к славе и с высоты своей молниеносной колесницы указывал их своим повелительным перстом — теперь в каком-то зловещем ослеплении вел в бездну свои легионы. Не овладело ли им в сорок шесть лет какое-то непостижимое безумие? Не превратился ли этот титанический возница судьбы в слепого головореза?

Мы этого не думаем.

Его план сражения был, по общему мнению, образцовым. Идти прямо на центр союзной линии, пробить брешь в ней, разрезать противника надвое, толкнуть британскую часть армии на Галь, а прусскую на Тонгрес, обессилить Веллингтона и Блюхера, овладеть горою Сен-Жан, захватить Брюссель, сбросить немцев в Рейн, а англичан в море. Все это для Наполеона заключалось в этом одном сражении. Затем, думал он, посмотрим, что делать.

Конечно, мы не претендуем писать здесь историю Ватерлоо; но одна из существенных сцен драмы, которую мы рассказываем, связана с этим сражением; история эта, впрочем, уже написана, и написана капитально, с одной точки зрения — Наполеоном, а с другой — целой плеядой историков (Вальтер Скотт, Ламартин, Волабель, Шаррас, Кинэ, Тьер)^{[ 3 ]}. Что касается нас, то мы оставляем свободное поле историкам; мы являемся только сторонним зрителем, прохожим, блуждающим по равнине, искателем, роющимся в этой почве, удобренной человеческими телами, быть может, принимая кажущееся за действительность; мы не имеем права разбирать во имя науки взаимосвязь фактов, в которых, быть может, есть доля миража; у нас нет ни военной практики, ни стратегических познаний, чтобы держаться системы; по нашему мнению, при Ватерлоо целая череда случайностей тяготела над обоими полководцами; а когда вопрос коснется рока, мы судим как народ, этот наивный судья.

---

Примечания

↑ 1) Абукир — сражение 25 июля 1799 г. между отрядом французской армии, возглавляемым Наполеоном (7000 чел.), и турецкой армией (18 000 чел.), закончившееся сокрушительным поражением турок. Не путать с морским сражением при Абукире 1 августа 1798 г., когда английский флот уничтожил французский, отрезав тем самым армию Наполеона от Франции.

↑ 2) Каре — построение пехоты в форме квадрата для отражения атак кавалерии.

↑ 3) ...плеяда историков... — Вальтер Скотт (1771 – 1832), Ламартин Альфонс (1790 – 1869), Волабель, Шаррас Жан-Батист (1810 – 1865), Кинэ Эдгар (1803 – 1875), Тьер Адольф (1797 – 1877) — писатели, историки, политические деятели, написавшие произведения по истории наполеоновского периода и кампании 1815 г. в частности.