Логотип Dslov.ru   Телеграмм   Вконтакте

Не было ни гроша, да вдруг алтын (Действие первое) Островский А.Н.

Действие первое, пьеса «Не было ни гроша, да вдруг алтын» (1872 г.) русского драматурга (1823 – 1886).


Оглавление

Действие первое

Лица

М и х е й  М и х е и ч  К р у т и ц к и й, отставной чиновник.

А н н а  Т и х о н о в н а, его жена.

Н а с т я, племянница Крутицкого.

Д о м н а  Е в с и г н е в н а  М и г а ч е в а, мещанка[ 1 ].

Е л е с я, ее сын.

И с т у к а р и й  Л у п ы ч  Е п и ш к и н, купец-лавочник.

Ф е т и н ь я  М и р о н о в н а, его жена.

Л а р и с а, дочь их.

М о д е с т  Г р и г о р ь и ч  Б а к л у ш и н, молодой человек.

П е т р о в и ч, мелкий стряпчий из мещан.

Т и г р и й  Л ь в о в и ч  Л ю т о в, квартальный[ 2 ].

Действие происходит лет 30 назад, на самом краю Москвы.

Слева от зрителей угол полуразвалившегося одноэтажного каменного дома. На сцену выходят дверь и каменное крыльцо в три ступени и окно с железной решеткой. От угла дома идет поперек сцены забор, близ дома у забора рябина и куст тощей акации. Часть забора развалилась и открывает свободный вход в густой сад, за деревьями которого видна крыша дома купца Епишкина. На продолжении забора, посереди сцены, небольшая деревянная овощная лавка, за лавкой начинается переулок. У лавки два входа: один с лица с стеклянной дверью, другой с переулка открытый. С правой стороны, на первом плане, калитка, потом одноэтажный деревянный дом мещанки Мигачевой; перед домом, в расстоянии не более аршина, загородка, за ней подстриженная акация. В переулок видны заборы и за ними сады. Вдали панорама Москвы.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Епишкин и Петрович сидят у лавки и играют в шашки. Мигачева стоит у калитки своего дома.

Е п и ш к и н. Фук да в дамки. Ходи!

П е т р о в и ч. Эх-ма! Прозевал.

Е п и ш к и н. Ходи!

П е т р о в и ч. Ходи да ходи! Куда тут ходить? (Раздумывая.) Куда ходить?

Е п и ш к и н. Ходи!

П е т р о в и ч. Пошел.

Е п и ш к и н. Вот тебе карантин, чтобы ты не тарантил.

Входит Лютов.

Убери доску!

Петрович с доской уходит в лавку.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Епишкин, Мигачева, Лютов.

Л ю т о в (Мигачевой). Там забор у тебя, а вот загородка! (Грозит пальцем.)

М и г а ч е в а. Из каких доходов, помилуйте! Кабы у меня торговля или что нечто б я... Ах, боже мой! Я бы только, Тигрий Львович, для одного вашего удовольствия...

Л ю т о в. А? Что ты говоришь?

М и г а ч е в а. Да разве б я не окрасила? Окрасила бы, очень бы окрасила. А коли тут худо, в другом месте валится... а какая моя возможность? Чем я дышу на свете?

Л ю т о в. Мне что за дело! Чтоб было окрашено!

М и г а ч е в а. Будет, будет, только б малость управиться. Хорошо тому, у кого довольно награблено, оченно ему можно быть исправным обывателем. Вот с кого спрашивать-то надо. Крась да мажь! У нас кому любоваться-то? И народ-то не ходит.

Л ю т о в. Без рассуждений! Вот если завтра не будет выкрашено, я тогда посмотрю.

М и г а ч е в а. Вот и живи.

Л ю т о в (оборачивается к каменному дому). Уж хоть бы развалился совсем поскорее. (Пожимает плечами и, махнув рукой, отворачивается.) Эх, обыватели!

Е п и ш к и н. Тигрию Львовичу наше почтение.

Л ю т о в. Здравствуй, Истукарий Лупыч! (Подает руку.) Тебе-то, братец, уж стыдно! Забор-то не загородишь: ведь точно ворота проезжие.

Е п и ш к и н. Оно точно, что я оплошал: он маленько развалился, а мне невдомек было; так ваша ж команда на дрова себе растаскала.

Л ю т о в. Загороди, братец.

Е п и ш к и н. Вы себя беспокоить не извольте, будет в порядке. Признаться, теперь в голове-то не то, об этих глупостях и думать-то не хочется.

Л ю т о в. Не глупости, братец, коли начальство тебе приказывает.

Е п и ш к и н. Понимаем, Тигрий Львович, да ведь уж и обязанностей-то наших больно много. Ежели счесть теперь все повинности да провинности, оклады да наклады, поборы да недоборы, торжества да празднества, - так ведь можно и пожалеть по человечеству. С одного-то вола семи шкур не дерут.

Л ю т о в. Разве я тебя не жалею? Я тебя ж берегу; деревья у тебя в саду большие, вдруг кому-нибудь место понравится: дай, скажет, удавиться попробую.

Е п и ш к и н. Верно изволите говорить; местоположение заманчивое для этого занятия. Такой сад, что ни на что окромя и не годен. Я уж и то каждое утро этих самых фруктов поглядываю.

Л ю т о в. Ну, так ты народ-то не искушай! Следствие, братец; понял? А я тебе этой беды не желаю.

Е п и ш к и н. Уж что говорить! Ну, да, думаю, бог милостив.

Л ю т о в. Кабы ты чистый человек, а то... Я, братец, ничего не знаю, я ничего не знаю, а, чай, слышал, какой разговор-то про тебя насчет притону-то?

Е п и ш к и н. Мало ли всяких разговоров-то! И про ваше благородие тоже кой-что поговаривают; да мы, признаться, внимания не берем и слушать-то.

Л ю т о в. Так уж ты загороди; побереги хоть меня-то, коль себя не бережешь; с нас тоже ведь спрашивают.

Е п и ш к и н. Не извольте беспокоиться! Стоит ли об таких пустяках разговаривать! Милости просим на полчасика! Особенной попотчевать могу.

Л ю т о в. Попозже зайду, теперь некогда. (Подает руку.)

Е п и ш к и н. Как угодно-с. Завсегда рады, завсегда вы у нас первый гость. Поискать еще таких-то благодетелев.

Лютов уходит.

Терпит же ведь земля, господи! (Уходит в лавку.)

Из лавки выходит Фетинья.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мигачева и Фетинья.

М и г а ч е в а. Здравствуйте, матушка Фетинья Мироновна!

Ф е т и н ь я (гордо). Здравствуй!

М и г а ч е в а. Куда бог несет?

Ф е т и н ь я. Так, для воздуху, у лавочки посидеть. А ты куда?

М и г а ч е в а. Куда мне! Сына поглядываю.

Ф е т и н ь я. На что он тебе?

М и г а ч е в а. Поругать хочется, Фетинья Мироновна.

Ф е т и н ь я. После поругаешь, не к спеху дело.

М и г а ч е в а. Боюсь, сердце-то пройдет; сердце-то у меня круто, да отходчиво. А теперь бы он мне в самый раз попался: в расстройстве я.

Ф е т и н ь я (подходя). Что так?

М и г а ч е в а. Квартальный, матушка, разобидел; пристает, забор красить, отдыху не дает. Какие мои доходы, сами знаете: один дом, да и тот валится. Четверо жильцов, а что в них проку-то! Вот, Петрович - самый первый жилец, а и тот только за два с четвертаком живет. Ну, опять возьмите вы поземельные. Все б еще ничего, да ведь дом-то заложен, процент одолел.

Ф е т и н ь я. Заложен?

М и г а ч е в а. Заложен.

Ф е т и н ь я. Скажите!

М и г а ч е в а. Третий год я вам говорю, Фетинья Мироновна, одно и то же, а вы все будто не слыхали, да все удивляетесь.

Ф е т и н ь я. Ах, редкости какие! Коли у меня такой характер, что ж мне делать-то! А то так тебе и дать одной все пoряду говорить! Этак ты всю материю скоро расскажешь. А нынче день-то год, пущай поговорим, куда нам торопиться-то; а время-то и пройдет, будто дело делали.

М и г а ч е в а. Помощник-то у меня, сами знаете, один.

Ф е т и н ь я. Один? И то ведь один.

М и г а ч е в а. Да и тот неважный, так, какая-то балалайка бесструнная. Ну, еще по дому кой-что хозяйничает, а уж на стороне достать что-нибудь, на это разуму у него нет. Думала в люди отдать, хоть в лавку, да сама ни при чем останешься. А он все-таки и подбелит, и подкрасит, и подколотит.

Ф е т и н ь я. Чего ж тебе лучше?

М и г а ч е в а. Заодно у нас с ним война: вдруг провалится, неизвестно куда. Синиц по огородам ловит, рыбу на Москве-реке ловит; а тут его, как на грех, нужно, ну, и пошла баталия.

Ф е т и н ь я. Молод еще. Женила б ты его.

М и г а ч е в а. Женить! Лестно взять жену-то с деньгами, хоть с небольшими; а кто ж отдаст за него, кому крайность!

Ф е т и н ь я. Нет, ты не говори. Бывают случаи. Другая девушка и с деньгами, да порок какой-нибудь в себе имеет: либо косит очень, один глаз на нас, другой в Арзамас, либо вовсе крива; а то бывает, что разумом недостаточна, дурой не зовешь, а и к умным не причтешь, так, полудурье; ну, вот и ищут женихов-то проще, чтоб невзыскательный был. А бедному человеку поправка.

М и г а ч е в а. Бывает людям счастье, да не нам.

Ф е т и н ь я. У тебя все-таки сын, что тебе горевать-то? Так разве когда, от скуки, поплачешься для разговору только для одного. А вот наша забота с дочкой-то.

М и г а ч е в а. Так вы с деньгами.

Ф е т и н ь я. Чудная ты, и с деньгами не берут. (Со вздохом.) Мало ль ее смотрели-то, Домнушка!

М и г а ч е в а. Какая ж причина? Такая ее красота...

Ф е т и н ь я. Уж чего еще! Поглядеть любо-дорого, самый первый вкус. Одно беда - разговором нескладна. Кабы только с глаз брали, так, кажется, ее давно бы с руками оторвали; а поговорят, ну, и прочь, и прочь. Войдет - удивит, убьет красотой всякого; а скажет слово, так и сразит, так с ног и сразит. А уж как выдать хочется.

М и г а ч е в а. Вам что; вы свою сбудете. А вы возьмите соседку, вот мается с девушкой-то, вот где слезы-то!

Ф е т и н ь я. Уж чем только они живы, бедные!

М и г а ч е в а. Чем живы? Выработают гривенник, купят калачика, тем и сыты.

Ф е т и н ь я. Как бы, мне кажется, у старика денег не быть; ведь он чиновник, с кавалерией, гляди, пенсию получает.

М и г а ч е в а. Кто его знает. От него толку не добьешься, он и не говорит ни с кем, только ругается да ворчит. Бродит весь день по Москве, только ночевать домой приходит.

Ф е т и н ь я. Я раз иду городом, а он у Казанского собора с нищими стоит.

М и г а ч е в а. С нищими? Вот ведь дела-то какие!

Ф е т и н ь я. С чего он в такой упадок пришел?

М и г а ч е в а. Все только руки врозь, матушка. Его в нашей стороне все знают; у него здесь свой дом был, лошади хорошие. Служил он в каком-то суде секлетарем, ну, и отставили его за взятки, что уж очень грабил. Анна Тихоновна сказывала, что и стал он с той поры сумлеваться, как ему жить без дохода. Продал дом, лошадей, стал деньги в проценты отдавать. И зажили мы, говорит, день ото дня хуже: переехали в одну комнатку, прислугу всю он распустил, а там уж и кухарку сослал. И пришлось Анне Тихоновне самой и кушанье готовить, и за водой ходить. А потом и совсем, говорит, дома стряпать перестали, купим что-нибудь в лавочке и поедим, а когда и так просидим. А теперь вот к нам в соседство перебрались; дом-то этот еще с француза в тяжбе находится, так с тех пор без починки и без всякого призрения и стоит; так Михея Михеича задаром пустили, чтоб он только на дворе присматривал, кирпичи подбирал да в кучку складывал.

Ф е т и н ь я. Что мы живем! Мы от жиру и бога-то забыли, а ты попробуй, вот так поживи.

М и г а ч е в а. Ну, старуха-то уж притерпелась, а каково девушке-то?

Ф е т и н ь я. Да откуда она у них взялась, скажи ты мне на милость!

М и г а ч е в а. Она Михею племянница родная, сиротка. Как случилась с ним беда, погнали его со службы, ее и взяла крестная мать, барыня богатая.

Ф е т и н ь я. Богатая?

М и г а ч е в а. Богатая. И воспитывала ее с дочерьми своими в полном достатке. Вот как выросла эта Настенька, и возненавидела ее барыня за красоту, что на Настеньку все прельщаются, а на ее дочерей нет, и прогнала ее без всякого награждения. А прежде обещала замуж ее выдать. Да мне Анна Тихоновна сказывала, что у Настеньки уж и жених был, молодой человек, хорошего роду. Приехала Настенька в эту конуру разряженная, в перчатках... И сесть-то боится, и дотронуться-то до всего ей гадко... Всплеснет, всплеснет вот так руками, за голову ухватится да и упадет без памяти. Больна с месяц лежала, насилу оправилась. Ну, разумеется, девушка избалованная, и кофейку, и чайку, того, другого, вот тетка-то все ее платьица, колечки, сережки и продавала; за бесценок шло, даже жалость смотреть. А теперь, уж видно, не до чаю, и хлеб-то им стал в диковинку.

Крутицкий показывается на крыльце.

Вот старый куда-то собрался, из дому выполз.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мигачева, Фетинья, Крутицкий.

К р у т и ц к и й (в полурастворенную дверь). Ты, смотри, никуда не смей! Боже тебя сохрани! Скучно дома, ну, выдь на крылечко, посиди. А с крыльца ни шагу, слышишь ты! А? Что? Ну, хорошо. Так ты... того... сядь тут! Я ведь скоро, я бегом.

М и г а ч е в а. Здравствуйте, Михей Михеич!

К р у т и ц к и й. Здравствуйте! (Кланяется и хочет идти.)

М и г а ч е в а. Что это вы, Михей Михеич, в шинели?

К р у т и ц к и й. Что тебе шинель! Что тебе шинель! Не твоя шинель.

М и г а ч е в а. Да жарко.

К р у т и ц к и й. Кому жарко, а мне не жарко, я старичок. (Подходит к Фетинье и говорит ей тихо.) Оставь дома, так ее и украдут, пожалуй.

Ф е т и н ь я. Ну, уж кому она нужна?

К р у т и ц к и й. Нет, ты не говори. Шинель хорошая. (Гладит по ворсу.) Это я сшил когда еще на службе был. Тогда у меня деньги были шальные.

Ф е т и н ь я. Куда ж ты их дел?

К р у т и ц к и й. Прожили. Без доходу живем; все проживаем, все проживаем, а доходиков никаких, вот и прожили.

М и г а ч е в а. Мудрено что-то. По вашей жизни, вам и процентов-то не прожить с вашего капитала.

К р у т и ц к и й. Какого капитала! А ты почем знаешь, сколько у меня денег было? Кто тебе сказывал? Кто? Я тебе не сказывал, так ты и не болтай! (Фетинье.) Как прожил? Много-то было, так не берегли: я шампанское пил. Ты думаешь, на чужие деньги! На чужие-то я его море выпил, а случалось, бывало, и на свои бутылочку купишь. По десяти рублей ассигнациями за бутылку платил. В Сибирь меня надо за это сослать. Вино-то выпил, где оно? Тю-тю. А и денег-то нет. Вот как деньги-то проживают! Взаймы давал, пропадали; жена у меня не берегла ничего. (Фетинье почти на ухо.) Жена у меня мотовка. У! мотовка!

Ф е т и н ь я. Не знаю я ваших делов.

К р у т и ц к и й. Мотовка, мотовка! Я ее любил, я ей дарил, много дарил. У меня каждый день был доход; ну, бывало, иногда и подаришь ей то десять, то пять рублей. Береги, Анна! Вот и уберегла. Было мое время, каждый день все прибывало, все прибывало.

М и г а ч е в а. Ну, как же, я ведь помню; знала я, все знала.

К р у т и ц к и й. Ничего ты не знала. Что ты могла знать! Никто не знал; жена - и та не знала. Я возил деньги домой, каждый день возил; а сколько я взял, с кого я взял, никто не знал. Я злодей был для просителей, у меня жалости нет, я варвар был.

Ф е т и н ь я. Вот тебя бог-то и наказал.

К р у т и ц к и й. А других, а других? За что ж меня одного? Все брали, торговля была, не суд, а торговля. Кто меньше, кто больше, а все-таки брали. Бывало, товарищи мне говорят: "ты много берешь". А вы, говорю, мало берете, ну, значит, вы дешевле меня свою совесть продаете. Хе-хе-хе!

М и г а ч е в а. Эх, Михей Михеич, племянницу-то вы голодом заморили.

К р у т и ц к и й. Какую племянницу? Чем мы ее заморили? Я к тебе на кухню не хожу, горшков не нюхаю.

М и г а ч е в а. Конечно, что не мое дело; а со стороны жалко.

К р у т и ц к и й. Племянницу! Много всякой родни-то на свете! Мы все родня; все от одного человека. Всякий о себе. Пусть работает, я ей не мешаю.

М и г а ч е в а. Ну, много ли она выработает, такая барышня воспитанная?

К р у т и ц к и й. Вот язык-то у тебя без костей, вот уж без костей; так и болтает, так и болтает.

М и г а ч е в а. Хоть бы вы побаловали ее чем-нибудь, так, малость.

К р у т и ц к и й. Что ж, малость! Ты вот все болтаешь, сама не знаешь что; потому что разума у тебя нет. Малость, малость! Ее только избалуешь, а себя обидишь. Малость дай! Все дай, все дай; а мне кто даст? Всякий для себя. За что я дам? Как это люди не понимают, что свое, что чужое? Сколько я ни нажил, все - мое. Пойми ты! Рубль я нажил, так всякая в нем копейка моя. Хочу, проживаю ее, хочу - любуюсь на нее. Кому нужно свои отдавать? Зачем свои отдавать? (Отходя.) Все я дай, а мне кто даст? Попрошайки!

М и г а ч е в а. Ну, заворчала, грыжа старая!

К р у т и ц к и й (возвращаясь). А ты не болтай! Я не малость, я вот ей за приданым иду.

Ф е т и н ь я. Что ж, ты его в узелке принесешь, все приданое-то?

К р у т и ц к и й. Нет, не в узелке, а вот здесь. (Показывает на боковой карман.)

М и г а ч е в а. Батюшки!

К р у т и ц к и й. Да, вот я что для нее... А ты нюхаешь по горшкам, что едят, болтунья пустая. (Уходит, ворча.)

Ф е т и н ь я. Пойти в лавочку, никак муж чай пьет.

Елеся показывается из калитки, в халате, с клеткой.

Да вот сын-то, а ты ищешь! (Уходит в лавку.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мигачева, Елеся.

Е л е с я (поет).

Чижик-пыжик у ворот,

Воробушек маленький.

М и г а ч е в а. Скажите на милость, а он дома был.

Е л е с я (громче).

Ах, братцы, мало нас,

Голубчики, немножко.

М и г а ч е в а. У матери такое расстройство насчет забора, а он песни поет. Погоди ж ты!

Елеся, бросив клетку, убегает в калитку, Мигачева за ним. Входит Настя; за ней, в нескольких шагах, Баклушин.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Настя, Баклушин, потом Епишкин.

Б а к л у ш и н. Милая девица, куда же вы так торопитесь?

Н а с т я (быстро оборачиваясь). Стойте, стойте! Воротитесь, не ходите дальше, умоляю вас!

Б а к л у ш и н. Боже милостивый! Настасья Сергевна, вы ли это?

Н а с т я (потупляя глаза). Я, я; только вы не ходите за мной.

Б а к л у ш и н. Что ж вы раньше не остановились, если узнали меня? Я версты две бегу за вами.

Н а с т я. Я вас не видала, не узнала. Ах, уйдите, уйдите!

Б а к л у ш и н. Скажите мне, существо прелестное, как вы попали в эту глушь? Ведь это край Москвы, это - захолустье.

Н а с т я (обидчиво). Не всем же на Тверской жить; там для всех и места недостанет.

Б а к л у ш и н. Так вы здесь и живете?

Н а с т я (осматривая себя и конфузясь). Отчего же вы думаете, что я непременно должна здесь жить?

Б а к л у ш и н. Вы сами сказали.

Н а с т я. Ах, нет, нет, что вы! Я сюда пришла к знакомым, у меня есть дело. Вы не верите? Ну, право, право!

Б а к л у ш и н. Ну, не здесь, так не здесь; к чему же так ажитироваться! А где же, позвольте узнать?

Н а с т я (потупясь). Зачем вам?

Б а к л у ш и н. Вот мило! Уж не прятаться ли вы от меня хотите? С какой стати, зачем?

Н а с т я. Я не прятаться... Ах, право! Я не знаю. Уйдите!

Б а к л у ш и н. Отчего такая перемена? Нет, вы скажите...

Н а с т я (со вздохом). Что я скажу! Это не от меня. Мне нельзя... вот...

Б а к л у ш и н. Вы хоть меня-то пожалейте! Ну, за что, за что? Я все тот же, все так же к вам привязан.

Н а с т я. Все так же? Правда ли это?

Б а к л у ш и н. Божусь вам!

Н а с т я. Ну, так вот что: оставьте меня, мне теперь некогда, я вам после...

Б а к л у ш и н. Когда после? Где я увижу вас?

Н а с т я. Я вам напишу, я знаю ваш адрес. Ступайте! Ступайте!

Б а к л у ш и н. Вы что-то скрываете от меня. Ну, да бог с вами, я вам верю. Вы, однако, изменились.

Н а с т я (с испугом). Подурнела? Скажите пожалуйста, подурнела! Ах, я так и знала.

Б а к л у ш и н. Успокойтесь, нисколько вы не подурнели; вы только похудели немного.

 

Епишкин выходит из лавки и садится на складном стуле.

 

Н а с т я. Что же вы стоите здесь! Мне некогда, я за делом пришла.

Б а к л у ш и н. Идите за делом, я вас подожду. У меня есть твердое намерение проводить вас до дому.

Н а с т я. Нет, нет, ни под каким видом. Это невозможно. Я здесь до ночи останусь. Идите, идите, умоляю вас!

Б а к л у ш и н. Ну, прощайте! Что с вами делать!

Н а с т я. До свидания. (Дожидается, пока Баклушин уходит за угол лавки, потом убегает в дом, где живет Крутицкий.)

Б а к л у ш и н (возвращаясь). Одна, никто ее не провожает, ни человек, ни девушка! Без перчаток, в таком платье! Странно! тут что-нибудь да кроется. Но во всяком случае я очень рад, что опять нашел ее; мне без нее не шутя было скучно. (Епишкину.) Послушайте, почтеннейший!

Е п и ш к и н. Что вам угодно, сударь?

Б а к л у ш и н. Вы знаете эту девушку?

Е п и ш к и н. Девушку-то? Я думал, вы про что путное спрашиваете. Не наше это дело. (Смотрит в другую сторону.)

Б а к л у ш и н. По крайней мере, будьте так добры, скажите мне, она здесь живет?

Е п и ш к и н (как бы зевая). О-хо-хо! (Показывает рукой, не глядя.) Вон живет!

Б а к л у ш и н. Покорно вас благодарю.

Е п и ш к и н. Не за что-с.

Б а к л у ш и н. Можно войти в лавку написать письмо? Я вам заплачу за бумагу.

Е п и ш к и н. Пожалуйте! Там мальчик вам подаст.

Баклушин входит в лавку. Из калитки дома Мигачевой выбегает Елеся, растрепанный, в халате и останавливается подле калитки; из калитки показывается ухват.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Епишкин, Елеся, потом Мигачева.

Е л е с я. Но оставьте, маменька! Нехорошо! Эх, нехорошо! (Хочет войти в калитку.)

М и г а ч е в а (показываясь с ухватом). И не подходи, так, кажется, вот и разражу.

Е п и ш к и н (хохочет). Хорошенько его, Домна Евсигневна! Хорошенько!

Е л е с я. К чему это, маменька! Ну, к чему это! Вот уж к вам это не пристало, всегда скажу, что не пристало. Но оставьте же! Вон барышни смотрят. Ай, ай, ай! А барышни-то смотрят!

М и г а ч е в а (выходя из калитки). Очень мне нужно, что они смотрят! Я никого знать не хочу.

Е л е с я. А я-то, маменька, я-то! Меня-то пожалейте, ведь я жених...

М и г а ч е в а. Ах ты, наказанье ты мое! Посудите только, добрые люди: дома денег ни копейки, а он чижей ловит да на барышень любуется. Вот я тебя!

Е л е с я. Позвольте, маменька! Да на что нам много денег? Нам ведь серебряных подков не покупать, потому у нас и лошадей нет.

М и г а ч е в а. Какие серебряные подковы! Какие лошади! Двугривенного в доме нет, а он...

Е л е с я. Позвольте! Это верно. Нам теперь с вами какой-нибудь двугривенный дороже каменного моста.

М и г а ч е в а. Какой мост? Квартальный давеча страмил, страмил при людях, что забор не крашен.

Е л е с я. Важное дело! Кабы хитрость какая! А то взять голландской сажи, - вот и весь состав.

М и г а ч е в а. Когда еще этот твой состав будет!

Е л е с я. Одна минута.

М и г а ч е в а (ставит ухват у калитки). Без денег-то? Наказанье...

Е л е с я. Сейчас умом раскину...

М и г а ч е в а. Каким умом, каким умом? Наказанье ты мое, данное! Дурак ведь ты у меня круглый, наказанье ты мое.

Е л е с я. Что ж, что дурак, маменька? Видно, родом так.

М и г а ч е в а. Да отец-то был у тебя умный.

Е л е с я. Я, маменька, не в отца.

М и г а ч е в а (берет ухват). В мать, что ли? Дурак, дурак! Непочтительный! Неуважительный! Супротивник ты для всего настоящего, что по закону требовается.

Е п и ш к и н (хохочет). Учи его, учи!

М и г а ч е в а. Слышишь, что добрые-то люди говорят, слышишь? Вон из моего дому, вон! Я и знать тебя не хочу.

Е л е с я. Нет, вы, маменька, такими словами не шутите! Такие-то слова своему детищу надо осторожно. Вы знаете, можно человека и в тоску вогнать.

М и г а ч е в а. Ах, скажите пожалуйста, нужно мне очень.

Е л е с я. А в тоске куда ж человеку? Одно средство - в Москву-реку.

М и г а ч е в а. Что ты, не грозить ли мне вздумал?

Е л е с я. Не грозить, а прочитают вам в "Полицейских ведомостях"...

М и г а ч е в а. Какие такие новости прочитают?

Е л е с я. Найдено тело неизвестного человека...

М и г а ч е в а. Ишь ведь глупости...

Е л е с я. "Юноша цветущих лет, прекрасной наружности". И тут же еще добавлено: "так видно, что по неприятностям от родителев".

М и г а ч е в а (ставя ухват). Скажите пожалуйста, что он городит! Не рада, что и связалась. Уйди ты от греха с глаз моих! (Идет в калитку.)

Е п и ш к и н. Домна Евсигневна! Ухват-то захвати!

М и г а ч е в а. Ах, извините! Я, знаете, по своей горячности, замечталась очень, вот какое невежество на улицу принесла.

Е п и ш к и н. Нет, ничего, что за невежество! И ухват свою службу сослужит, как ничего другого под руками нет. Я тоже дома попросту.

М и г а ч е в а (берет ухват). Ах, право! Вдруг закипит, и сделаюсь без понятия, даже людей совестно. (Уходит.)

Из лавки выходит Баклушин с письмом.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Епишкин, Елеся, Баклушин.

Б а к л у ш и н (Епишкину). Я там заплатил. Покорно вас благодарю. Не можете ли вы передать это письмо?

Е п и ш к и н (будто не слышит). Чего-с?

Б а к л у ш и н. Передать по адресу.

Е п и ш к и н. Эх, барин! Борода-то у меня уж поседела.

Б а к л у ш и н. Что мне за дело до вашей бороды!

Е п и ш к и н. А то и дело, что отдавайте сами. Ходили тоже и мы по этим самым делам, да уж теперь у меня у самого дочери двадцать седьмой годочек пошел.

Б а к л у ш и н. По каким "этим делам"?

Е п и ш к и н. Ну, что уж! Вон парень-то без дела гуляет, пошлите его. Ему все равно, он у нас не спесив.

Б а к л у ш и н (Елесе). Не можете ли вы доставить письмо?

Е л е с я. Кому-с?

Б а к л у ш и н. Настасье Сергевне.

Е л е с я. Барышне-с?

Б а к л у ш и н. Да, барышне.

Е л е с я. Истукарий Лупыч, а по затылку нашего брата за эти дела не скомандуют?

Е п и ш к и н. Снеси! Ничего.

Е л е с я. Я снесу, Истукарий Лупыч.

Е п и ш к и н. Снеси! Барин на чай даст.

Б а к л у ш и н. Разумеется, не даром. (Дает Елесе двугривенный.) Так отдайте письмо. Эта барышня у кого живет?

Е л е с я. У тетеньки-с.

Б а к л у ш и н. Чем они занимаются?

Е л е с я. Рубашки берут шить русские ситцевые на площадь на продажу, по пятачку за штуку.

Б а к л у ш и н. Что? Может ли быть?

Е л е с я. Так точно-с.

Б а к л у ш и н. Да, вот что. Так дайте письмо. (Берет письмо назад.) Ну, все равно, снесите! (Отдает опять и уходит.)

Е л е с я. Я отдам, Истукарий Лупыч. (У двери Крутицкого.) Получите письмецо! (Подает в дверь и подходит к лавке.)

Е п и ш к и н. А двугривенный-то тебе годится.

Е л е с я. И вот сейчас, Истукарий Лупыч, голландской сажи на всю эту сумму, только побольше.

Е п и ш к и н. Поди, отвесят тебе.

Е л е с я. Вот ведь она, кажется, сажа; а и матери удовольствие, и квартальному мило. (Уходит в лавку.)

Е п и ш к и н (встает). Фетинья!

Фетинья выходит из лавки.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Епишкин, Фетинья.

Ф е т и н ь я. Что угодно, Истукарий Лупыч?

Е п и ш к и н. Допреж в нашей стороне смирно было, а теперь стрекулисты стали похаживать да записочки любовные летают.

Ф е т и н ь я. Что вы говорите!

Е п и ш к и н. Так точно. Значит, Ларису поскорей замуж надо.

Ф е т и н ь я. Да, разумеется, надо.

Е п и ш к и н (вздохнув). Так-то, брат, вот что!

Ф е т и н ь я. Признаться, есть женишишко-то, да не по ней.

Е п и ш к и н. Ну, да хоть уж плохенький, да только бы с рук скорей. Это вы только сами себе цену-то высоку ставите, да еще женихов разбираете; а по-нашему, так вы и хлеба-то не стоите. Коли есть избранники, так и слава богу, отдавай без разбору! Уж что за товар, коли придачи нужно давать, чтоб взяли только.

Ф е т и н ь я. Коли вы дочь свою к товару применяете...

Е п и ш к и н. Товар ли, не товар ли, как хочешь ее поворачивай, все дрянь. (Уходит в лавку, Фетинья за ним.)

Из лавки выходит Елеся. Лариса, разряженная, гуляет по саду подле развалившегося забора.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Елеся, Лариса, потом Фетинья.

Е л е с я. Наше почтение-с!

Л а р и с а (постоянно держась прямо). Здравствуйте! Тиранов моих нет здесь?

Е л е с я. Это вы насчет родителев-с?

Л а р и с а. Они-то самые мои тираны и есть.

Е л е с я. Почему же вы так заключаете?

Л а р и с а. Я хочу завсегда у людей на виду быть, а мне из дому выходу нет. Я, собственно, своего требоваю, чтоб люди меня видели, потому зачем же я наряды имею.

Е л е с я. Это действительно-с.

Л а р и с а. Маменька говорит, что я разговору не знаю. Коли хотят, чтоб я знала разговор, дайте мне настоящих кавалеров. А то как же мне знать разговор, коли я все сижу одна и сама промежду себя думаю?

Е л е с я. О чем же вы думаете?

Л а р и с а. Я этого не могу сказать, потому мы с вами довольно далеки друг от друга. Имеете так близко предмет и сами себя отдаляете.

Е л е с я. И видит кошка молоко, да рыло коротко. Ежели б я только смел-с... Потому как я давно чувствую любовь.

Л а р и с а. Может, ваша любовь бесчувственная.

Е л е с я. Как же может быть бесчувственная, когда вы харуим.

Л а р и с а. Коли вы так чувствуете, отчего вы ко мне не подойдете?

Е л е с я. Стало быть, мне к вам в сад поступить?

Л а р и с а. Поступайте!

 

Елеся переходит в сад. Фетинья выходит из лавки и садится на стуле.

 

Вы умеете целоваться?

Е л е с я. Похвастаться против вас не смею; а так думаю, что занятие немудреное.

Л а р и с а. Поцелуйте меня!

Е л е с я. Даже очень приятно-с. (Целует Ларису.)

 

Фетинья прислушивается.

 

Л а р и с а. Нет, вы не умеете.

Е л е с я. Да нечто б я так-с, только звание мое очень низко, так я сумлеваюсь.

Л а р и с а. Коль скоро я вам позволяю, вы забудьте ваше звание и целуйте, не взирая.

Е л е с я. Только за смелостью и дело стало. (Крепко целует Ларису.)

 

Фетинья заглядывает в сад.

 

Ф е т и н ь я. О, чтоб вас! Напугали до смерти. Я думала, что чужой кто. Ведь от Ларисы все станется. А это ты, мой милый!

Е л е с я (потерявшись). Про-про-валиться здесь на месте, не нарочно-с. И сам не знаю, как это я! Вот поди ж ты, Фетинья Мироновна, на грех мастера нет.

Ф е т и н ь я. Ну, с тобой после. Ты только хоть уж молчи-то. (Ларисе.) А тебе это среди белого-то дня и не совестно! На-ко! На всем на виду! Солнышко-то во все глаза смотрит...

Л а р и с а. Вам давно сказано, что я не могу жить против своей натуры. Чего ж еще! Чем же я виновата, когда моя такая природа? Значит, я все слова ваши оставляю без внимания! (Уходит.)

Ф е т и н ь я. Что с ней будешь делать! Нет, уж надоело мне в сторожах-то быть. (Уходит.)

Е л е с я. Вот так раз! Что-то мне теперь будет за это? Чего-то мне ожидать? Быть бычку на веревочке!

 

Петрович выходит из лавки.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Елеся, Петрович.

 

Е л е с я. Абвокат, выручай! Попался, братец!

П е т р о в и ч. В каком художестве?

Е л е с я. Купеческую дочь поцеловал.

П е т р о в и ч. Дело - казус. Какой гильдии?

Е л е с я. Третьей.

П е т р о в и ч. Совершенных лет?

Е л е с я. Уж даже и сверх того.

П е т р о в и ч. По согласию?

Е л е с я. По согласию.

П е т р о в и ч. Худо дело, да не очень. А где?

Е л е с я. В саду у них.

П е т р о в и ч. А как ты туда попал?

Е л е с я. Через забор, друг.

П е т р о в и ч. Шабаш! Пропала твоя голова.

Е л е с я. Ох, не пугай, я и так пуганый.

П е т р о в и ч. Непоказанная дорога - вот что! Тут с их стороны большая придирка.

Е л е с я. Придирка?

П е т р о в и ч. Но и с нашей крючок есть.

Е л е с я. Какой, скажи, друг?

П е т р о в и ч. Ты держись за одно, что ногами ты стоял на общественной земле.

Е л е с я. На общественной?

П е т р о в и ч. На общественной. А только губы в сад протянул.

Е л е с я. Облегчение?

П е т р о в и ч. Большое.

Е л е с я. Спасибо, приятель! Чай за мной.

 

Уходят в калитку. Анна Тихоновна и Настя сходят с крыльца.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Анна, Настя.

Н а с т я. Ах, тетенька, голубок! Вот бы поймать!

А н н а. Лови, коли тебе хочется. Дитя ты мое глупое, беда мне с тобой. Не с голубями тебе, а с людьми жить-то придется.

Н а с т я. Улетел. (Снимает с головы небольшой бумажный платок.) Ах, этот платок, противный! Сокрушил он меня. Такой дрянной, такой неприличный, самый мещанский.

А н н а. Что делать-то, Настя! Хорошо, что и такой есть. Как обойдешься без платка!

Н а с т я. Да, правда. От стыда закрыться нечем.

А н н а. Ох, Настя, и я прежде стыдилась бедности, а потом и стыд прошел. Вот что я тебе расскажу: раз, как уж очень-то мы обеднели, подходит зима, - надеть мне нечего, а бегать в лавочку надо; добежать до лавочки, больше-то мне ходить некуда. Только, как хочешь, в одном легком платье по морозу, да в лавочке-то простоишь; прождешь на холоду! Затрепала меня лихорадка. Вот где-то Михей Михеич и достал солдатскую шинель, старую-расстарую, и говорит мне: "Надень, Аннушка, как пойдешь со двора! Что тебе дрогнуть!" Я и руками и ногами. Бегаю в одном платьишке. Побегу бегом, согреться не согреюсь, только задохнусь. Поневоле остановишься, сердце забьется, дух захватит, а ветер-то тебя так и пронимает. Вот как-то зло меня взяло; что ж, думаю, пускай смеются, не замерзать же мне в самом деле, - взяла да и надела солдатскую шинель. Иду, народ посмеивается.

Н а с т я. Ах, это ужасно, ужасно!

А н н а. А мне нужды нет, замерз совсем стыд-то. И чувствую я, что мне хорошо, руки не ноют, в груди тепло, - и так я полюбила эту шинель, как точно что живое какое. Не поверишь ты, а это правда. Точно вот, как я благодарность какую к ней чувствую, что она меня согрела.

Н а с т я. Что вы говорите, боже мой!

А н н а. Вот тут-то я и увидела, что человеческому-то телу только нужно тепло, что теплу оно радо; а мантилийки там да разные вырезки и выкройки только наша фантазия.

Н а с т я. Тетенька, ведь вы старуха, а я-то, я-то! Я ведь молода. Да я лучше... Господи!

А н н а. А вот погоди, нужда-то подойдет.

Н а с т я. Да подошла уж. Уж чего еще! я последнее платье заложила, вот уж я в каком платке хожу. А давеча, тетенька, побежала я в ту улицу, где Модест Григорьич живет, хожу мимо его дома, думаю: "Неужто он меня совсем забыл!" Вот, думаю, как бы он увидел меня из окна или попался навстречу; а про платок-то и забыла. Да как вспомнила, что он на мне надет, нет уж, думаю, лучше сквозь землю провалиться, чем с Модестом Григорьичем встретиться. Оглянулась назад, а он тут и был; пустилась я чуть не бегом и ног под собой не слышу. Оглянусь, оглянусь, а он все за мной. Платок-то, платок-то, тетенька, жжет мне шею, хоть бы бросить его куда-нибудь. А потом взглянула на башмаки. Ах!

А н н а. Ну вот, видела ты, наконец, своего Модеста Григорьича?

Н а с т я. Да, видела. Думала, что, бог знает, как обрадуюсь, а только испугалась да сконфузилась.

А н н а. Кто он такой, скажи ты мне!

Н а с т я. Да я не знаю.

А н н а. Вот хорошо! Хотела замуж идти, а за кого - не знаешь.

Н а с т я. Да он милый такой.

А н н а. Все ж таки хоть звание-то его знать надо.

Н а с т я. Как это? Вот который с портфелем все ходит.

А н н а. Чиновник?

Н а с т я. Так, кажется.

А н н а. И он хотел жениться на тебе?

Н а с т я. Да. Маменька крестная хотела приданое дать.

А н н а. Он тебя любит?

Н а с т я. Ох! Очень, очень любит.

А н н а. Ты почем это знаешь?

Н а с т я. Как же мне не знать! Он мне, бывало, в уголке потихоньку каждый день про свою любовь говорил.

А н н а. Только про любовь?

Н а с т я. Да. У маменьки крестной ни о чем другом в доме и разговору не было. Только про любовь и говорили, - и гости все, и она сама, и дочери.

А н н а. Можно богатым-то про любовь разговаривать, им делать-то нечего.

Н а с т я. Ах, как жаль, что у меня денег нет.

А н н а. Ну, а если б были, что ж бы ты сделала?

Н а с т я. Вот что: наняла бы хорошенькую квартирку, маленькую, маленькую, только чистенькую; самоварчик завела бы, маленький, хорошенький. Вот зашел бы Модест Григорьич, стала бы я его чаем поить, сухарей, печенья купила бы.

А н н а. Ну, а дальше что?

Н а с т я. Дальше - ничего. Ах, тетенька, вы представить себе не можете, какое это наслаждение - принимать у себя любимого человека, а особенно наливать ему чай сладкий, хороший! Вот он пишет, что нынче же придет к нам. Что мне делать, уж я и не знаю.

А н н а. Помилуй, до гостей ли нам.

Н а с т я. Дяденька идет.

 

Анна и Настя быстро уходят в дом. Крутицкий проходит за ними, не останавливаясь.

Мигачева выбегает из своей калитки, за ней выходят Елеся и Петрович. Фетинья выходит из лавки.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Мигачева, Елеся, Петрович, Фетинья, потом Крутицкий, Анна, Настя.

 

М и г а ч е в а. Пришел, матушка, пришел. Что-то он принес - вот любопытно.

Ф е т и н ь я. Потерпи, узнаем. Куда торопиться-то!

М и г а ч е в а. Каково терпеть-то! Неужли он в самом деле деньги принес.

П е т р о в и ч. Кто ж его знает; человек темный, аред как есть.

Е л е с я. Алхимик.

М и г а ч е в а (подбегая к окну). Бранятся что-то.

 

Выходят из дома Крутицкий, Анна, Настя.

 

К р у т и ц к и й. Идите, говорю вам! Идите! Вот тебе приданое! Вот, на! (Дает Насте бумагу.)

Н а с т я. Нет, нет, ни за что! Лучше я с голоду умру, сейчас с голоду умру!

К р у т и ц к и й. Ну, умирай, умирай! Только уж на дядю не жалуйся! Тебе стыдно у богатых просить, стыдно? А не стыдно у дяди кусок хлеба отнимать? Я сам нищий. У нищего тебе отнимать не стыдно?

А н н а (берет у Насти бумагу). Михей Михеич, побойся ты бога! Что ты с нами делаешь?

К р у т и ц к и й (Фетинье). Вот они какие! Вот они какие! Они глупые. Я им хлеб достал, хлопотал для них, а они упрямятся. Отец родной того для нее не сделает, а она бранится. Да вот, все меня бранят; а ведь я им... знаете что?

Ф е т и н ь я. Что же за сокровище ты добыл?

К р у т и ц к и й. Да, сокровище. Верно ты говоришь, сокровище. Я им свидетельство достал на бедную невесту. Вот я что! И священник подписал, и староста церковный подписал.

М и г а ч е в а. Ах, ах, ах!

К р у т и ц к и й. Пойдут по городу, по лавкам, что денег-то наберут! Какой доход! Счастье ведь это, счастье!

Ф е т и н ь я. Да, счастье... на мосту с чашкой.

М и г а ч е в а (подбегая к Анне). Позвольте бумажку, полюбопытствовать!

А н н а (подавая бумагу). Да на что вам? Ведь вы читать не умеете.

М и г а ч е в а. Все-таки интересно, помилуйте! (Рассматривая бумагу.) Ах, ах! Ну, вот, уж чего вам лучше!

П е т р о в и ч. Постой ты! Подай сюда! (Берет бумагу.) Что ты смыслишь! (Просматривает бумагу, потом щелкает по ней пальцем.) Верно! Ничего, идите смело! По этой бумаге ходите смело. (Отдает Анне бумагу.)

Н а с т я. Что ж, очень это стыдно?

М и г а ч е в а. Да таки порядочно. Как начнут страмить, так только держись, особливо приказчики.

Е л е с я (смеется). Приказчики? Приказчики проберут.

Н а с т я. А много денег собрать можно?

М и г а ч е в а. Счастьем ведь это. Кто рублик даст, кто просто поклонится да рукой махнет, значит - проходи мимо; кто насмеется вволю; а добрые люди попадаются - и по десяти и по двадцати рублей дают.

Н а с т я. Тетенька, мне очень нужны деньги.

Ф е т и н ь я. Ступайте! Кому ж не мило даром-то деньги брать! Случалось, что рублей и по сту набирали, особенно если девушка повидней да на всякий разговор нестыдлива.

К р у т и ц к и й. Какой доход! Какие деньги! Вот что я вам! Вот что!

Н а с т я. А мне деньги очень нужны. Уж как мне нужны сегодня деньги! Уж пойдемте, тетенька, что ж делать! Ах, несчастная я, несчастная. (Плачет.)

А н н а (тихо Насте). Ну, ничего! Ну, не плачь! Вот можно будет...

 

Крутицкий прислушивается.

 

...платье выкупить и платочек купить хорошенький.

К р у т и ц к и й (отводя Анну к стороне). Что ты, безумная! Что ты говоришь! Какие платочки? Еще не видя денег, да уж мотать задумала? Мотовка, мотовка! Ты ей и не показывай, что тебе дадут, ты все мне неси! И боже тебя сохрани!

А н н а. Она, благородная девушка, за деньги-то такой стыд принимать будет, а мы у нее их отнимем.

К р у т и ц к и й. Что ее жалеть-то! не родная дочь. А ты, что покрупней-то, и зажми в руке-то, и зажми! Жаль тебе ее? О, мотовка! (Злобно.) Анна, если я узнаю, что у тебя были в руках большие деньги, да ты их из рук выпустила...

А н н а. Что ты при людях-то, Михей Михеич!

К р у т и ц к и й. В петлю тебя, в петлю!

Ф е т и н ь я. Вот вы бы и шли; самое время теперь, все купцы в городе.

А н н а. Пойдем, Настенька.

М и г а ч е в а. Да постойте! Как вы пойдете? На все нужно порядок знать. Вы, Анна Тихоновна, вперед идите; а вы, Настенька, так шага три сзади, так и идите. Платочком-то поприкройтесь для скромности. А если кто захочет на вас полюбопытствовать, поманит вас, вы и подойдите и платочек откройте. Ну, идите в добрый час.

Ф е т и н ь я. Постойте! Как вы бумагу-то держите? Так ведь нехорошо. Все ведь это надо знать, коли уж пошли за таким делом. Надо в чистый платок завернуть. Нет у вас? Вот возьмите мой, только назад принесите, а то вы, пожалуй... (Завертывает бумагу в платок.) Да вот так, против груди и держите! (Отдает бумагу.) Вот так, вот! Ну, и ступайте! Дай бог счастливо.

 

Анна и Настя медленно уходят.

 

М и г а ч е в а (Елесе). Елеся, Елеся, погляди! Ведут ее, бедную, как овечку. Ах, как интересно!


Примечания

1) Мещанин — В царской России: лицо податного сословия, состоящего из мелких домовладельцев, торговцев, ремесленников; Человек с мелкими, сугубо личными интересами, с узким кругозором и неразвитыми вкусами, безразличный к интересам общества.

2) Квартальный — Полицейский, под надзором которого находилась часть города (квартал).

Дополнительно

Островский Александр Николаевич (1823 – 1886)

Произведения Островского А.Н.

Школьная литература