Ты и Вы (Чехов А. П.)
Рассказ «Ты и Вы»[ i ] (1886 г.) русского писателя Чехова Антона Павловича (1860 – 1904).
🕮 Короткие рассказы Чехова А. П.
🕮 Смешные рассказы Чехова А. П.
🏆 7,8 (МАХ 10)
🗩 Судебный следователь вызвал крестьянина на допрос, как свидетеля происшествия...
Ты и Вы
(СЦЕНКА)
Седьмой час утра. Кандидат на судебные должности Попиков, исправляющий должность судебного следователя в посаде N., спит сладким сном человека, получающего разъездные, квартирные и жалованье. Кровати он не успел завести себе, а потому спит на справках о судимости. Тишина. Даже за окнами нет звуков. Но вот в сенях за дверью начинает что-то скрести и шуршать, точно свинья вошла в сени и чешется боком о косяк. Немного погодя дверь с жалобным писком отворяется и опять закрывается. Минуты через три дверь вновь открывается и с таким страдальческим писком, что Попиков вздрагивает и открывает глаза.
— Кто там? — спрашивает он, встревоженно глядя на дверь.
В дверях показывается паукообразное тело — большая мохнатая голова с нависшими бровями и с густой, растрепанной бородой.
— Тут господин следователев живет, что ли? — хрипит голова.
— Тут. Чего тебе нужно?
— Поди скажи ему, что Иван Филаретов пришел. Нас сюда повестками вызывали.
— Зачем же ты так рано пришел? Я тебя к одиннадцати часам вызывал!
— А теперя сколько?
— Теперь еще и семи нет.
— Гм... И семи еще нет... У нас, вашескородие, нет часов... Стало быть, ты будешь следователь?
— Да, я... Ну, ступай отсюда, погоди там... Я еще сплю...
— Спи, спи... Я погожу. Погодить можно.
Голова Филаретова скрывается. Попиков поворачивается на другой бок, закрывает глаза, но сон уже больше не возвращается к нему. Повалявшись еще с полчаса, он с чувством потягивается и выкуривает папиросу, потом медленно, чтобы растянуть время, один за другим выпивает три стакана молока...
— Разбудил, каналья! — ворчит он. — Нужно будет сказать хозяйке, чтобы запирала на ночь дверь. — Ну что я буду делать спозаранку? Чёрт его подери... Допрошу его сейчас, потом не нужно будет допрашивать.
Попиков сует ноги в туфли, накидывает поверх нижнего белья крылатку и, зевая до боли в скулах, садится за стол.
— Поди сюда! — кричит он.
Дверь снова пищит, и на пороге показывается Иван Филаретов. Попиков раскрывает перед собой «Дело по обвинению запасного рядового Алексея Алексеева Дрыхунова в истязании жены своей Марфы Андреевой», берет перо и начинает быстро судейским разгонистым почерком писать протокол допроса.
— Подойди поближе, — говорит он, треща по бумаге пером. — Отвечай на вопросы... Ты Иван Филаретов, крестьянин села Дунькина, Пустыревской волости, 42 лет?
— Точно так...
— Чем занимаешься?
— Мы пастухи... Мирской скот пасем...
— Под судом был?
— Точно так, был...
— За что и когда?
— Перед Святой из нашей волости троих в присяжные заседатели вызывали...
— Это не значит быть под судом...
— А кто его знает! Почитай, пять суток продержали...
Следователь запахивается в крылатку и, понизив тон, говорит:
— Вы вызваны в качестве свидетеля по делу об истязании запасным рядовым Алексеем Дрыхуновым своей жены. Предупреждаю вас, что вы должны говорить одну только сущую правду и что всё, сказанное здесь, вы должны будете подтвердить на суде присягой. Ну, что вы знаете по этому делу?
— Прогоны бы получить, вашескородие, — бормочет Филаретов. — 23 версты проехал, а лошадь чужая, вашескородие, заплатить нужно...
— После поговоришь о прогонах.
— Зачем после? Мне сказывали, что прогоны надо требовать в суде, а то потом не получишь.
— Некогда мне с тобой о прогонах разговаривать! — сердится следователь. — Рассказывай, как было? Как Дрыхунов истязал свою жену?
— Что ж мне тебе рассказывать? — вздыхает Филаретов, мигая нависшими бровями. — Очень просто, драка была! Гоню я это, стало быть, коров к водопою, а тут по реке чьи-то утки плывут... Господские оне или мужицкие, Христос их знает, только это, значит, Гришка-подпасок берет камень и давай швырять... «Зачем, спрашиваю, швыряешь? Убьешь, говорю... Попадешь в какую ни на есть утку, ну и убьешь...»
Филаретов вздыхает и поднимает глаза к потолку.
— Человека и то убить можно, а утка тварь слабая, ее и щепкой зашибить можно... Я говорю, а Гришутка не слушается... Известно, дитё молодое, рассудка — ни боже мой... «Что ж ты, говорю, не слушаешься? Уши, говорю, оттреплю! Дурак!»
— Это к делу не относится, — говорит следователь. — Рассказывайте только то, что дела касается...
— Слушаю... Только что, это самое, норовил я его за ухи схватить, как откуда ни возьмись Дрыхунов... Идет по бережку с фабричными ребятами и руками размахивает. Рожа пухлая, красная, глазищи наружу лба выперло, а сам так и качается... Выпивши, чтоб его разодрало! Люди еще из обедни не вышли, а он уж набарабанился и чёрта потешает. Увидал он, как я мальчишку за ухи хватаю, и давай кричать: «Не смей, говорит, христианскую душу за ухи трепать! А то, говорит, влетит!» А я ему честно и благородно... по-божески. «Проходи, говорю, мимо, пьяница этакая». Он осерчал, подходит и со всего размаху, вашескородие, трах меня по затылку!.. За что? По какому случаю? «Какой ты такой, спрашиваю, мировой судья, что имеешь полную праву меня бить?» А он и говорит: «Ну, ну, говорит, Ванюха, не обиждайся, это я тебя по дружбе, для смеху. На меня, говорит, нынче такое просветление нашло... Я, говорит, так об себе понимаю, что я самый лучший человек есть... я, говорит, 20 рублев жалованья на фабрике получаю, и нет надо мной, акроме директора, никакого старшова... Плевать, говорит, желаю на всех прочих! И сколько, говорит, нынче много разного народу перебито, так это видимо-невидимо! Пойдем, говорит, выпьем!» — «Не желаю, говорю, с тобой пить... Люди еще из обедни не вышли, а ты — пить!» А тут которые прочие ребята, что с ним были, обступили меня, словно собаки, и тянут: «пойдем да пойдем!» Не было никакой моей возможности супротив всех идтить, вашескородие. Не хотел пить, а потом, чтоб их ободрало!
— Куда же вы пошли?
— У нас одно место! — вздыхает Филаретов. — Пошли мы на постоялый двор[ 1 ] к Абраму Мойсеичу. Туда всякий раз ходим. Место такое каторжное, чтоб ему пусто! Чай, сам знаешь... Как поедешь по большой дороге в Дунькино, то вправе будет именье барина Северина Францыча, а еще правее Плахтово, а промеж них и будет постоялый двор. Чай, знаешь Северина Францыча?
— Нужно говорить вы... Нельзя тыкать! Если я говорю тебе... вам вы, то вы и подавно должны быть вежливым!
— Оно конечно, вашескородие! Нешто мы не понимаем? Но ты слушай, что дальше... Приходим это к Абрамке... «Наливай, говорит, за мои деньги!»
— Кто говорит?
— Да этот самый... Дрыхунов то есть! «Наливай, кричит, такой-сякой, а то бочке дно вышибу! На меня, говорит, просветление нашло!» Выпили мы по стаканчику, потом малость погодили и еще выпили, да этаким манером в час времени стаканов, дай бог память, по восьми слопали! Мне что? Я пью, мне и горя мало: не мои деньги! Хоть тыщу стаканов подноси! Я, вашескородие, нисколько не виноват! Извольте Абрама Мойсеича допросить.
— Что же потом было?
— Ничего потом не было. Пока пили, это верно, была драка, а потом всё благородно и по совести.
— Кто же дрался?
— Известно кто... «На меня, кричит, просветление нашло!» Кричит и норовит кого ни на есть по шее ударить. В азарт вошел. И меня бил, и Абрамку, и ребят... Поднесет стаканчик, даст тебе выпить и вдарит, что есть силы. «Пей, говорит, и знай мою силу! Плевать на всех прочих!»
— А жену свою он бил?
— Марфу-то? И Марфе досталось... В самый раз, как это мы, стало быть, стали в кураж входить, приходит в кабак Марфа. «Ступай, говорит, домой, брат Степан приехал! Будет, говорит, тебе, разбойник, водку пить!» А он, не говоря худого слова, трах поперек ейной спины!
— За что же?
— А так, здорово живешь... «Пущай, говорит, чувствует... Я, говорит, 20 рублев получаю». А она баба слабая, тощая, так и перекрутнулась, даже глаза подкатила. Стала она нам на свое горе жалиться и бога призывать, а он опять... Учил, учил, и конца тому ученью не было!
— Отчего же вы не заступились? Обезумевший от водки человек убивает женщину, а вы не обращаете внимания!
— А какая нам надобность вступаться? Его жена, он и учит... Двое дерутся, третий не мешайся... Абрамка стал было его унимать, чтоб в кабаке не безобразил, а он Абрамку по уху. Абрамкин работник его... А он схватил его, поднял и оземь... Тогды тот сел на него верхом и давай в спину барабанить... Мы его из-под него за ноги вытащили.
— Кого его?
— Известно кого... На ком верхом сидел...
— Кто?
— Да этот самый, про кого сказываю.
— Тьфу! Говори, дурак, толком! Отвечай ты мне на вопросы, а не болтай зря!
— Я тебе, вашескородие, толком говорю... всё, как есть, по совести. Дрыхунов учил бабу, это верно... Хоть под присягой.
Следователь слушает, выбирает кое-что из длинной и несвязной речи Филаретова и трещит пером... То и дело приходится зачеркивать...
— А я нисколько не виноват... — бормочет Филаретов. — Спроси, вашескородие, кого угодно. И баба того не стоит, чтоб из-за ней по судам ездить.
По прочтении протокола свидетель минуту тупо глядит на следователя и вздыхает.
— Горе с этими бабами! — хрипит он. — Прогоны, вашескородие, сам заплатишь или записочку дашь?
Примечания
↑ i) Впервые напечатан в «Петербургская газета», 1886 г., № 211, 4 августа, стр. 3, отдел «Летучие заметки». Подпись: А. Чехонте.
Источник: Полное собрание сочинений и писем в 30 томах (М.: Наука, 1974—1983).
↑ 1) Постоялый двор — тип недорогой гостиницы — помещение для ночлега с двором для размещения лошадей и экипажей, в России до начала 20 века.
📚 Короткие рассказы Чехова >
Тысяча одна страсть, или Страшная ночь >
😄 Смешные рассказы Чехова >
Хирургия > 🏆 7,8
🗩 К фельдшеру земской больницы пришел дьячок, у которого сильно болит зуб ...
Оба лучше > 🏆 7,7
🗩 Молодожены едут навещать родственников ...
Индейский петух > 🏆 7,6
🗩 Заболел индейский петух. Хозяин направился в аптеку, купить для него лекарство ...
Дополнительно
Чехов Антон Павлович (1860 – 1904)
Читайте:
📚 Поучительные рассказы Чехова >