XVIII. Восстановление священных прав (Книга первая. ВАТЕРЛОО. Часть вторая. КОЗЕТТА.) "Отверженные" (Гюго)

XVIII. Восстановление священных прав (Книга первая. ВАТЕРЛОО. Часть вторая. КОЗЕТТА.), роман "Отверженные" (1862 г.) французского писателя Виктора Гюго (1802 – 1885), в переводе Виноградова А. К. (1888 – 1946).

XVIII. Восстановление священных прав

Конец диктатуры. Целая система рушилась в Европе. Империя пала во мрак, напоминая собой умирающую Римскую империю. Разверзлась бездна, как во времена варваров. Только варварство 1815 года — иначе контрреволюция, быстро запыхалась, у нее не хватило дыхания, она остановилась. Империя, надо признаться, была оплакана, оплакана слезами героев. Если слава заключается в мече, превратившемся в скипетр, то империя была воплощенной славой. Она распространила по земле весь свет, который способна разлить тирания — мрачный свет. В сравнении с истинным светом это темная ночь.

Людовик XVIII вернулся в Тюильри. Хороводные пляски 8 июля сгладили восторг 20 марта^{[ 1 ]}. Корсиканец стал антитезой беарнца^{[ 2 ]}. Над Тюильри взвился белый флаг. Изгнанники восторжествовали. Еловый стол Горвелля занял место перед украшенным лилиями креслом Людовика XIV. О Бувине и Фонтенуа говорили как о вчерашнем дне, Аустерлиц устарел. Алтарь и престол величественно побратались. Одна из несомненных форм общественного блага в XIX веке установилась во Франции и на континенте. Европа пришпилила белую кокарду. Трестальон стал знаменит. Девиз non pluribus impar {Превыше всего (лат.).} появился снова на каменном изображении солнца над фасадом казармы Орсейской набережной. Арка карусели, вся загроможденная трофеями, чувствуя себя неловко среди этих новостей, как будто немного стыдясь Арколе и Маренго, выпуталась из затруднения, соорудив статую герцогу Аргулемскому. Маделенское кладбище, страшная общая могила 93 года, украсилось мрамором и яшмой, так как там были кости Людовика XVI и Марии-Антуанетты. В Венсенском рву выросла из земли могильная колонна, напоминающая, что герцог Энгиенский^{[ 3 ]} умер в месяц коронования Наполеона. Папа Пий VII, помазавший его в императоры, спокойно благословил его падение, точно так же, как благословлял его величье. В Шенбруне оказалась маленькая тень четырех лет от роду, которую считалось предосудительным называть римским королем^{[ 4 ]}.

Все это совершилось; короли опять заняли свои престолы, властитель Европы был посажен в клетку, старый режим стал новым, тень и свет на земле переместились, и все это потому, что однажды в летний день пастух сказал пруссаку в лесу: "Пройдите здесь, а не там!"

Этот 1815 год был вроде какой-то печальной весны. Ветхая, гнилая, ядовитая действительность покрылась новым лоском. Ложь примешалась к 1789 году, священные права замаскировались хартией, фикции стали конституционными, предрассудки, задние мысли, суеверия с 14-й статьей в центре, заново покрылись лаком либерализма. Так змеи меняют шкуру.

Человек в то же время был и возвеличен и умален Наполеоном. Идеал, при этом блестящем царствовании материализма, получил странное название идеологии. Серьезная неосторожность великого человека — отдавать будущность на посмеяние! Однако народы, это пушечное мясо, столь приверженное своему канониру, искали его глазами.

— Что он делает? Где он?

— Наполеон умер, — сказал прохожий ветерану Маренго и Ватерлоо.

— Он-то умер! — воскликнул солдат. — Хорошо же вы его знаете!

Люди в своем воображении возводили в степень божества этого свергнутого героя. В глубине Европы после Ватерлоо скопился мрак. Долго оставалась там как бы огромная зияющая яма после того, как исчез Наполеон.

Короли заняли это пустое место. Старая Европа воспользовалась им для своего перерождения. Создали Священный Союз — Бель-Алльянс (прекрасный союз) заранее предсказало, что поле Ватерлоо окажется роковым.

Перед лицом этой старой Европы, переделанной заново, определились очертания новой Франции. Будущее, над которым насмехался император, выступило на сцену. На челе его сияла звезда: свобода. Пламенные взоры молодых поколений обратились на нее. Странная вещь! Влюбились сразу и в это будущее — свободу, и в это прошлое — Наполеона. Поражение еще более возвеличило побежденного. Павший Бонапарт казался выше Наполеона в его славе. Те, которые вначале торжествовали, теперь почувствовали страх.

Англия поручила стеречь его Гудсону Лоу, Франция — Моншеню. Его скрещенные на груди руки продолжали тревожить престолы. Александр называл его: моя бессонница. Этот ужас происходил от количества скрытой в нем революции. Это объясняет и оправдывает бонапартистский либерализм. От этого призрака содрогался старый мир. Государи чувствовали неловкость, видя на горизонте скалу Святой Елены.

В то время, когда Наполеон угасал в Лонгвуде, шестьдесят тысяч человек, павших на поле Ватерлоо, мирно сгнили, и доля их спокойствия распространилась по всему миру. Венский конгресс создал трактаты 1815 года, и Европа окрестила это именем Реставрации.

Вот что такое Ватерлоо.

Какое дело вечности до этого? Вся эта буря, эта туча, эта война, затем этот мир не омрачили ни на мгновение сияния лучезарного ока, перед которым мошка, которая копошится в траве, равна орлу, парящему над колокольнями башен собора Парижской Богоматери.

---

Примечания

↑ 1) 20 марта, 8 июля — дни торжественного вступления в Париж в 1815 г. Наполеона и Людовика XVIII соответственно.

↑ 2) Беарнец — прозвище Генриха IV.

↑ 3) Энгиенский герцог Луи-Антуан-Анри (1772 – 1804) — принц французского королевского дома. В 1796 – 1799 гг. командовал частью эмигрантской армии. С 1800 г. жил в городе Эттингейме, недалеко от французской границы. После неудавшегося заговора Кадудаля Наполеон, желая отомстить Бурбонам, приказал арестовать герцога Энгиенского, который был доставлен в Страсбург, подвергнут военному суду и расстрелян.

↑ 4) Римский король — Наполеон II (1811 – 1832), сын Наполеона Бонапарта.