Логотип Dslov.ru   Телеграмм   Вконтакте

Рассказ первого календера (1001 ночь. Арабские сказки)

Книга «1001 ночь. Арабские сказки», перевод Салье Михаила Александровича (1899 – 1961).


Рассказ первого календера (11, 12)

Тогда выступил вперед первый календер и сказал ей:  "О  госпожа  моя, знай, что причина того, что у меня обрит подбородок и  выбит  глаз,  вот какая: мой отец был царем, и у него был брат, и брат этот  царствовал  в другом городе. И совпало так, что моя мать родила меня в  тот  же  день, как родился сын моего дяди, и прошли лета, годы и дни, и оба мы выросли.

И я посещал моего дядю и жил у него многие месяцы, и сын моего дяди оказывал мне крайнее уважение и резал для меня скот и  процеживал  вино.  И однажды мы сели пить, и когда напиток взял власть над  нами,  сын  моего дяди сказал мне:

   "О сын моего дяди, у меня к тебе большая просьба, и я хочу, чтобы  ты мне не прекословил в том, что я намерен сделать". - "С  любовью  и  охотой", - ответил я ему.

   И он заручился от меня великими клятвами и в  тот  же  час  и  минуту встал и, ненадолго скрывшись, возвратился, и с ним была женщина,  покрытая изаром, надушенная  и  украшенная  драгоценностями,  которые  стоили больших денег. И он обернулся ко мне, и сказал: "Возьми  эту  женщину  и пойди впереди меня на такое-то кладбище (а кладбище он описал мне,  и  я узнал его). Пойди с ней к такой-то гробнице и жди меня  там",  -  сказал он. И я не мог прекословить и не был властен отказать ему, так как  поклялся ему. И я взял женщину и отправился и пришел к  гробнице  вместе  с нею, и когда мы уселись, пришел сын моего дяди, и у него  была  чашка  с водой и мешок, где был цемент и кирка. И он взял кирку и, подойдя к  одной могиле, вскрыл ее и перенес камни в сторону, а потом  он  стал  рыть киркой землю в гробнице и открыл плиту из железа величиной  с  маленькую дверь и поднял ее, и под ней обнаружилась сводчатая лестница.

   Потом он обратился к женщине и сказал: "Перед тобой то, что ты  избираешь". И женщина спустилась по этой лестнице, а он обернулся ко  мне  и сказал: "О сын моего дяди, доверши твою милость. Когда я спущусь, опусти надо мной дверь и насыпь на нее снова землю, как она была, и  это  будет завершением милости. А этот цемент, что в мешке, и воду, в чашке, замеси и вмажь камни, как раньше, вокруг могилы, чтобы никто не увидел их и  не сказал: "Эту могилу открывали недавно, а внутри она старая". Я уже целый год над этим работаю, и об этом никто не знает, кроме Аллаха. Вот в  чем моя просьба". Потом он воскликнул: "Не дай Аллах тосковать  по  тебе,  о сын моего дяди!" - и спустился по лестнице.

   Когда он скрылся с глаз, я опустил плиту и сделал то, что он приказал мне, и могила стала такой же, как была, а я был словно пьяный. И я возвратился во дворец моего дяди (а дядя мой был на охоте и ловле) и проспал эту ночь. А когда наступило утро, я стал размышлять о прошлой ночи  и  о том, что случилось с моим двоюродным братом, и раскаялся, когда  раскаяние было бесполезно, что сделал это с ними и послушался его, и мне думалось, что это был сон. И я стал спрашивать о сыне моего дяди,  но  никто ничего не сообщил мне о нем, и я вышел на кладбище к могилам и  принялся разыскивать ту гробницу, но не узнал ее. Я непрестанно кружил от гробницы к гробнице и от могилы к могиле, пока не подошла ночь, но не нашел  к ней дороги. И я вернулся в замок и не ел и не пил, и мое сердце  обеспокоилось о сыне моего дяди, так как я не знал, что с ним. Я огорчился великим огорчением и лег спать и провел ночь до утра в заботе, а  потом  я второй раз пошел на кладбище, думая о том, что я сделал  с  сыном  моего дяди, и раскаиваясь, что послушал его. Я обошел все могилы, но не  узнал ни могилы, ни гробницы, и почувствовал раскаяние. И в таком положении  я оставался семь дней, так и не зная пути к гробнице, и  мое  беспокойство увеличивалось, так что я едва не сошел с ума.

   И я нашел облегчение лишь в том, что решил уехать и вернуться к отцу. Но в тот час, когда я достиг города моего отца,  поднялась  у  городских ворот толпа людей, и меня скрутили, и я пришел от этого в полное удивление - я ведь был сыном правителя города, а они слугами моего отца и моими прислужниками, - и меня охватил великий страх перед ними. И я  сказал в душе: "Глянь-ка, что это случилось с моим отцом?" - и спросил тех, кто схватил меня, в чем причина этого, но они не дали мне  ответа.  А  через некоторое время один из них (а он был моим слугою) сказал  мне:  "Твоего отца обманула судьба, и войска восстали против него, и везирь убил его и сел на его место. И мы подстерегали тебя по его приказу".

   Они взяли меня, лишившегося сознания от тех вестей, которые я услышал об отце, и я предстал перед везирем.

   А между мною и везирем была старая вражда, и причиною этой вражды было вот что. Я очень любил стрелять из самострела, и когда я однажды стоял на крыше моего дворца, на крышу дворца везиря вдруг спустилась птица, а везирь тоже стоял там. Я хотел ударить птицу, и вдруг  пуля  пролетела мимо и попала в глаз везирю и выбила его, по воле судьбы и рока, подобно тому, как говорится в одном древнем изречении:

   Мы шли по тропе, назначенной нам судьбою,

   Начертан кому судьбой его путь - пройдет им;

   Кому суждено в одной из земель погибнуть,

   Не встретит тот смерть в земле другой наверно.

   И когда у везиря был выбит глаз, - продолжал календер, -  он  не  мог ничего сказать, так как мой отец был царем города, и вот причина  вражды между мной и им. И когда я встал перед ним со скрученными руками, он велел отрубить мне голову, и я спросил его: "За какой грех ты меня  убиваешь?" И везирь отвечал: "Какой грех больше этого?" - и показал  на  свой выбитый глаз. "Я сделал это нечаянно", - сказал я, и везирь  воскликнул: "Если ты сделал это нечаянно, то я сделаю это нарочно!" Потом он сказал: "Подведите его!" И меня подвели к нему, и он протянул палец к моему правому глазу и вырвал его, и с того времени я стал кривым, как вы меня видите. После этого он велел скрутить мне руки и положить меня в сундук  и сказал палачу: "Возьми его, обнажи свой меч, отправляйся с ним за  город и убей его. Пусть его съедят звери и птицы!" И палач вынес меня и, выйдя из города в пустыню, вынул меня из сундука, а у меня были скручены  руки и скованы ноги. Палач хотел Завязать мне глаза и после того убить  меня, но я горько заплакал, так что довел его до слез, и, посмотрев на него, я сказал такие стихи:

   "Считал я кольчугой вас надежной в защиту мне

   От вражеских стрел; но вы лишь были концами их.

   А я-то рассчитывал при всякой беде на вас,

   Когда не могла помочь деснице шуйца моя.

   Оставьте вдали вы то, что скажут хулители,

   И дайте врагам моим метать в меня стрелами.

   А если не станете от них охранять меня,

   Молчите, не действуйте им в пользу иль мне во вред. -

   И произнес:

   Не мало друзей считал для себя щитом я.

   И были они, но только врагам, щитами.

   И думалось мне, что меткие стрелы это.

   И были они, но только во мне, стрелами".

   А когда палач услышал мои стихи (а он был палачом у моего отца, и тот оказывал ему милости), он воскликнул: "О господин мой, как же  мне  сделать, я ведь подневольный раб!" Но потом он  сказал  мне:  "Спасай  свою жизнь и не возвращайся в эту землю, не то погибнешь сам и меня погубишь, подобно тому, как сказал поэт:

   Спасай свою жизнь, когда поражен ты горем,

   И плачет пусть дом о том, кто его построил.

   Ты можешь найти страну для себя другую,

   Но душу себе другую найти не можешь.

   Дивлюсь я тому, кто в доме живет позора,

   Коль земли творца в равнинах своих просторны.

   По важным делам гонца посылать не стоит:

   Сама лишь душа добра для себя желает.

   И шея у львов крепка потому лишь стала,

   Что сами они все нужное им свершают".

   Я поцеловал палачу руку и не верил в спасение, и потеря  глаза  казалась мне ничтожной, раз я спасся от смерти. Я отправился в путь и достиг города своего дяди и сообщил ему о том, что случилось с моим отцом и  со мною, когда мне вырвали глаз, и мой дядя горько заплакал  и  воскликнул: "Ты прибавил заботу к моей заботе и горе к моему горю:  твой  двоюродный брат пропал, и я уже несколько дней не знаю, что с ним случилось, и никто мне ничего не сообщает о нем". И он так заплакал, что лишился чувств, и я опечалился о нем великой печалью. Он хотел приложить к  моему  глазу лекарство, но увидел, что он стал пустой впадиной, и воскликнул: "О дитя мое, ты заплатил глазом, но не душой!" И я не мог смолчать о моем  двоюродном брате, который был его сыном, и сообщил ему обо всем, что  случилось, и мой дядя очень обрадовался тому, что я сказал, услышав  весть  о своем сыне. "Пойдем, покажи мне гробницу", - сказал  он,  а  я  ответил: "Клянусь Аллахом, о дядя, я не знаю, в каком она месте!  Я  ходил  после этого несколько раз и искал ее, но не знаю, где она находится".

   Потом я пошел с моим дядей на кладбище и посмотрел направо и налево и узнал гробницу. И я сильно обрадовался, и мой дядя тоже, и я вошел с ним в гробницу и, убрав землю, поднял плиту и  спустился  с  моим  дядей  на пятьдесят ступенек, и когда мы достигли конца лестницы, вдруг на нас пошел дым и затемнил нам зрение, и тогда мой дядя произнес слова,  говорящий которые не смутится: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!" И мы пошли, и вдруг видим помещение, наполненное мукою,  крупами и съестными припасами и прочим, а посреди покоя мы увидали занавеску, спущенную над ложем. И мой дядя посмотрел на ложе  и  увидел  своего сына и женщину, спустившуюся с ним,  которые  лежали  обнявшись,  и  они превратились в черный уголь, словно были брошены в ров с огнем. И, увидя это, мой дядя плюнул в лицо своему сыну и воскликнул:

   "Ты заслужил это, о кабан! Таково наказание в здешней жизни, а  остается наказание в жизни будущей, и оно сильней и мучительней..."

   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

   Двенадцатая ночь

 

   Когда же настала двенадцатая ночь, она сказала:  "Дошло  до  меня,  о счастливый царь, что календер рассказывал женщине, а все собравшиеся,  и Джафар, и халиф слушали. "Потом мой дядя ударил своего сына башмаком,  - продолжал календер, - (а тот лежал в виде черного угля),  и  я  удивился его поступку и опечалился о моем двоюродном  брате:  как  это  он  стал, вместе с женщиной, черным углем. И я сказал: "Ради Аллаха, о  дядя,  облегчи скорбь твоего сердца! Мое сердце и ум обеспокоены, и я  скорблю  о том, что случилось с твоим сыном, который  превратился  в  черный  уголь вместе с этой женщиной. Не довольно ли с них того, что сталось с ними, а ты еще бьешь его башмаком!"

   "О сын моего брата, - отвечал мой дядя, - мой сын  с  самого  детства был влюблен в свою сестру, и я запрещал ему быть с нею, и говорил в  душе: "Они еще маленькие!" Когда же он вырос, между  ними  случилась  мерзость, и я услышал об этом и не поверил, но все же взял  и  накричал  на него как следует, и сказал ему: "Остерегайся  таких  мерзких  поступков, которых никто не совершал ни до тебя, ни после тебя, а  иначе  мы  будем опозорены и опорочены среди царей до самой смерти, и весть о нас разгласится путешественниками! Берегись совершить подобный поступок! Я разгневаюсь и убью тебя!" Потом я отделил его от сестры, и сестру  отделил  от него, но проклятая любила его сильной любовью, и дьявол  взял  над  ними власть и украсил в их глазах их поступки. Увидев, что я отделил от  него сестру, мой сын вырыл для себя это помещение под землей и выровнял его и перенес туда, как ты видишь, съестные припасы. И  он  обманул  мою  бдительность и, когда я был на охоте, пришел в это  место,  но  преистинный возревновал к нему и к ней и сжег их, а наказание в  будущей  жизни  еще сильнее и мучительней".

   Он заплакал, и я заплакал вместе с ним, и он посмотрел на меня и сказал: "Ты мой сын вместо него!" И я поразмыслил немного о жизни земной  и ее превратностях, и о том, как везирь убил моего отца и сел на ею  место и вырвал мне глаз, и о диковинных событиях, что исполнились с моим двоюродным братом, и потом я заплакал, и мой дядя заплакал вместе со мной.

   Затем мы поднялись наверх и опустили плиту и насыпали землю на  место и сделали могилу такой, как она была прежде, и возвратились в наше жилище. Но не успели мы усесться, как услышали звуки барабанов, труб  и  литавр и бряцание оружия храбрецов, и крики людей, и лязг удил, и  конское ржание, и мир покрылся мраком и пылью из-под копыт коней. И наш ум  смутился, и мы не знали, в чем дело, и спросили о том, что случилось, и нам сказали: "Везирь, который захватил царство твоего отца, собрал солдат  и снарядил войско и нанял кочевых рабов и пришел к нам с  войском,  многочисленным, как пески, которого не счесть и не одолеть никому. Они ворвались в город внезапно, и жители не могли устоять и отдали  им  город".  И мой дядя погиб, а я убежал в конец города и подумал: "Если я попаду ему в руки, он убьет меня!" И печали мои множились и возобновились, и я  подумал о событиях, происшедших с моим отцом и дядей, и о  том,  что  теперь делать, и сказал себе: "Если я появлюсь, жители города  и  войска  моего отца меня узнают, и будет мне смерть и гибель". И я нашел спасение  лишь в том, чтобы обрить усы и бороду, и, сбросив их и переменив платье,  вышел из города и направился в  этот  город,  надеясь,  что,  может  быть, кто-нибудь проведет меня к повелителю правоверных, наместнику господа на земле, которому я мог бы рассказать и изложить свое дело и  то,  что  со мной случилось.

   Я достиг этого города в сегодняшний вечер и остановился,  недоумевая, куда идти, и вдруг вижу, стоит этот календер. И я  приветствовал  его  и сказал ему: "Чужеземец!" Он отвечал: "И я тоже чужеземец!"  И  когда  мы так стояли, вдруг подошел наш товарищ, вот этот третий, и поздоровался с нами и сказал нам: "Чужеземец!" - и мы отвечали: "И мы тоже  чужеземцы".

И мы пошли, и мрак налетел на нас, и судьба привела нас к вам. Вот  причина того, что я обрил бороду и усы и что мне вырвали глаз.

   "Пригладь свою голову и иди", -  сказала  ему  женщина,  но  календер воскликнул: "Не уйду, пока не услышу рассказ других!"  И  все  удивились его истории, и халиф сказал Джафару: "Клянусь Аллахом, я не видел  и  не слышал чего-либо подобного тому, что случилось с этим календером!"

Дополнительно

1001 ночь. Арабские сказки